На протяжении нашего визита мир пребывал в ужасном беспорядке. В отсталых океанах старая система все еще не оспаривалась, но во всех более развитых регионах планеты бушевала отчаянная борьба. В одном архипелаге в результате социалистической революции к власти пришел класс рабочих. И установилась преданная своей идее, но жестокая диктатура, которая пыталась так спланировать жизнь общества, чтобы следующее поколение было гомогенным и нового вида, совмещающего в себе лучшие черты обоих классов. На остальной территории хозяева смогли убедить своих рабочих, что новые идеи были ложными и низкими и, несомненно, привели бы к всемирной нищете и голоду. Очень умно было привлечено внимание к смутному, но все усиливавшемуся подозрению, что «материалистическая наука» ошибочна и ведет в тупик и что механизированная цивилизация заглушает духовный потенциал расы. Умелая пропаганда распространила идеал некоего совместного государства «левых и правых бортов», объединенного властью популярного диктатора, который, говорилось, возьмет на себя власть «по божественному праву и по воле народной».
Конечно же, между этими двумя типами социальной организации разгорелась отчаянная борьба. Не одна гавань, не одно морское течение окрасились кровью во время кампаний мирового масштаба. Во время смертельной схватки все самое человечное и лучшее с обеих сторон было подавлено военной необходимостью. С одной стороны, желание построить объединенный мир, где каждый индивид вел бы свободную и полноценную жизнь на службе мирового сообщества, заглушалось жаждой мести шпионам, предателям и еретикам. С другой – смутные и робкие порывы к более благородной, менее материалистической жизни были хитро трансформированы реакционными лидерами в ярость против революционеров.
Воспроизводство материальных благ цивилизации очень быстро совсем рассыпалось. И лишь когда раса опустилась почти до уровня варварства, напрочь забыв все безумные традиции больной цивилизации вместе с истинной культурой, лишь тогда дух этих «кораблелюдей» смог вновь встать на путь развития. И лишь много тысячелетий спустя он пробился на тот высший уровень бытия, о котором мне еще предстоит поведать.
Глава VI. Намеки Создателя звезд
Не следует думать, что триумф разумных рас в Галактике – обычное дело. До сих пор я говорил в основном об удачных, таких как «иглокожие» и наутилоиды, которые в конце концов преодолели кризис и достигли просветления, и лишь упомянул про сотни, тысячи несчастных миров. Такой выбор не случаен, ведь я ограничен в объеме повествования; кроме того, именно этим двум мирам вместе с некоторыми еще более странными сферами, которые будут описаны в следующей главе, суждено было оказать наибольшее влияние на судьбы всей Галактики. Однако история многих других миров «гуманоидного» ряда была ничуть не беднее. Отдельные частные жизни в них были не менее разнообразны, чем где-либо, и не менее насыщены несчастьями и радостями. Одни достигали триумфа, другие на последней стадии претерпевали быстрое падение или медленную, но величественную трагедию. Но поскольку эти миры не играют особой роли в совокупной истории Галактики, о них лучше промолчать, равно как и о бесчисленном множестве миров, которые так и не достигли даже человеческого уровня разума. Повествовать о судьбе каждого из этих миров – все равно что описывать жизнь каждого жителя Земли, забыв об общей картине общества.
Я уже говорил, что, видя гибель одного разума за другим, мы все больше ужасались бесполезностью этих смертей и кажущейся бессмысленностью вселенной. Великое количество миров, преодолев невероятные несчастья, так близко подбирались к социальному миру и счастью – только чтобы потерять все и навсегда. Зачастую беду приносил какой-нибудь тривиальный изъян в темпераменте или в биологической природе. Некоторым расам не хватало ума, другим не хватало социальной мотивации, чтобы справиться с проблемами объединенного мирового сообщества. Одни гибли от эпидемии до того, как окрепнет медицина, другие вымирали вследствие перемены климата, многие – из-за разрежения атмосферы. Иногда конец наступал от попадания в плотные облака пыли или газа или в результате бомбардировки гигантскими метеорами. Не одна планета погибла от падения ее спутника. Меньшее тело, вращаясь вокруг большего, бесчисленные века пролетало сквозь очень разреженное, но непрестанно присутствующее облако свободных атомов межзвездного пространства, теряя кинетическую энергию. Его орбита сужалась, сначала незаметно, потом все быстрее и быстрее. Это приводило к усилению океанских приливов большей планеты, которые топили почти всю цивилизацию. Потом, под усиливающимся действием гравитации, луна начинала разрушаться. Сначала на большую планету обрушивались лунные океаны, затем падали горы, и под конец – гигантские огненные части ядра. Если ни одно из этих несчастий не становилось причиной гибели мира, то он все равно был обречен. Собственная орбита планеты, неизбежно сужаясь, приводит каждый мир ближе к солнцу, и по мере приближения к нему условия на планете рано или поздно становятся непереносимыми, и постепенно все живое бывает сожжено.
Разочарование, страх, ужас неоднократно охватывали нас, когда мы становились свидетелями этих гигантских катастроф. Агония жалости к последним выжившим в этих мирах была неотъемлемой частью нашего учения.
Наиболее развитые из погибших рас не нуждались в нашей жалости, потому что они, казалось, способны были встретить конец всего, что было взлелеяно ими, в спокойствии, даже со странной невозмутимой радостью, которую мы на тот момент еще никак не могли понять. Но немногие, лишь единицы, достигали такого состояния. И только несколько из великого множества миров могли пробиться к социальному миру и полноте, к которым стремились все. В менее развитых мирах очень немногие индивидуумы смогли достичь удовлетворения жизнью даже в узких пределах их собственной несовершенной природы. Без сомнения, отдельные представители, тут и там, почти в каждом мире добивались не только счастья, но и радости, которая выходила за пределы всякого понимания. Но нам, подавленным страданиями и тщетностью тысяч рас, казалось, что само это счастье, этот экстаз – был ли он присущ только разрозненным представителям или целым мирам – в конце концов были ложны и что те, кто нашел их, всего лишь одурманены собственным нетипичным блаженством духа. Потому что, несомненно, это делало их нечувствительными к ужасу, окружавшему их.
Постоянным мотивом нашего паломничества оставалось то стремление, которое некогда вело людей на Земле в поисках Бога. Да, все мы как один покинули свои родные планеты с целью выяснить, кто он, тот дух, которого все мы в глубине души знали и нерешительно лелеяли, дух, который земляне иногда называют гуманным, – Повелитель Вселенной или изгнанник, всемогущий или бессильный. И теперь мы начинали понимать, что если у космоса и есть повелитель, то не такой вот дух, а какой-то другой, который, создавая бесконечный фонтан миров, заботился не о существах, порожденных им, а о чем-то другом, нечеловеческом, непонятном.
Однако наравне с унынием мы все сильнее испытывали жажду бесстрашно посмотреть в лицо этого духа космоса, каким бы он ни был. Продолжая свое путешествие, переходя снова и снова от трагедии к фарсу, от фарса к величию, от величия зачастую к финальной трагедии, мы все сильнее чувствовали, что некий ужасный, святой и одновременно невообразимо опасный и смертельный секрет находится по ту сторону нашего понимания. Снова и снова мы разрывались между ужасом и очарованием, между гневом против вселенной (или Создателя) и беспричинным благоговением.