– Закрывайте рынок. Но чтоб не грабить!
Стражники предпочли отмолчаться.
Несмотря на корзинку со снедью, Гуго Шлегель держался гордо, так что прохожие подавляли невольные улыбки. Все знали, сколь тяжела рука у капитана, и никто не осмеливался оскорблять молодого офицера. Да и не молод уже был Гуго. Со времени вступления Шлегеля в должность минуло тринадцать лет, но время почти не наложило отпечатка на его внешность. Капитан остался таким же, как и в молодости, – подтянутым, сильным. Лишь морщинка на переносице и складки в углах рта показывали, что Шлегель скоро разменяет пятый десяток. Да ещё взгляд… Глаза начальника гвардии всегда смотрели холодно, жёстко.
– Скажи, Гуго, – обратилась к провожатому Анна, – там, где ты воевал… В Англии… Тебе встречались красивые женщины?
– Конечно, – усмехнулся гвардеец, поправляя корзину на сгибе руки.
– И ты им нравился?
– Не без того.
– А тебе кто-нибудь нравился? – ревниво спросила фрейлейн Эберлер.
– С тех пор столько воды утекло, Анна. Я не помню ни лиц, ни имён… Да и не пристало солдату волочиться за местными прелестницами….
– Не корчи из себя святого! – вспыхнула девушка. – Я знаю, как ведут себя доблестные воины в чужих краях!
– Как же? – насмешливо поинтересовался Гуго.
– Нагло! – Анна возмущённо тряхнула льняными волосами.
– Откуда тебе знать?
– Мне рассказывали… Все вы, солдаты, одинаковые. Покоряете, потом… бросаете. А разбитое сердце не исцелить и поруганную честь не вернуть…
– Анна, милая, – серьёзно заговорил Гуго, – с тех пор прошло столько лет… Я сражался, убивал, пока не получил в бок аркебузную пулю. Потом тяжело болел. Думал, не выживу. И когда я лежал в горячке долгими ночами, мне часто являлся образ юного и прекрасного существа, способного исцелить раны и успокоить мятущуюся душу…
Девушка слушала, изо всех сил стараясь выглядеть спокойной, но тонкие пальцы нервно теребили складки платья.
– Бог милостив, – продолжал Гуго, – я выздоровел. И твёрдо уяснил, что жизнь хрупка и коротка. Есть в мире более важные вещи, чем честь чужих королей. Вот я и вернулся в родной Базель.
Щёки Анны слегка порозовели.
– Мне здорово повезло. Его преосвященство соизволил обратить внимание на молодого наёмника и взял меня на службу. Тогда я впервые встретил тебя. Помнишь?
– Конечно, – рассмеялась Анна. – Такой важный в новых доспехах, с мечом на перевязи… Когда ты учил гвардейцев фехтовать, я втайне от дяди бегала в казармы и подсматривала в кустах у плаца.
– Тебе было всего шесть лет…
– Целых шесть лет! – поправила девушка. – А ты мне виделся героем, вернувшимся из дальних краёв… Настоящий рыцарь!
– Ну, положим, с тобой я в первый раз обошёлся не по-рыцарски, – заметил Гуго.
– Как последний лавочник! – подхватила Анна. – Схватил за ухо и заорал: ты что здесь делаешь, паскудница?
Шлегель расхохотался:
– Ещё бы! Смотрю: глазёнками сверкает, да ещё и дразнится, движения за мной повторяет!
– Я не дразнилась! – запротестовала девушка. – Ты так здорово показывал всякие приёмы, что мне тоже захотелось попробовать! А вместо урока фехтования получила по…
Она непроизвольно потянулась к обиженным некогда частям тела, но спохватилась и отдёрнула руку.
– Ну прости меня, грубого медведя! – всё ещё смеясь, ответил Гуго. – Я видел только растрёпанную пигалицу в перепачканном платье, которая сунулась, куда не звали.
– А теперь кого видишь? – стрельнула глазами Анна.
– Теперь передо мной Анна Магдалена Эберлер, – серьёзно сказал Шлегель. – Самая красивая девушка в округе и… богатая невеста.
Анна отвернулась. Некоторое время они шли молча. Затем Гуго тихо произнёс:
– Помнишь, как ты впервые пришла на пристань?
Лёгкий кивок.
– А вечер за городом?
Ещё один кивок.
– Потом ты исчезла на целых три года…
– Дядя отправил меня учиться в монастырь, ты же знаешь!
– …и когда вернулась, даже не стала со мной разговаривать…
– Гуго, прости! Я стремилась к тебе всей душой, но дядя не велел…
– Дядя, дядя, – рассердился Гуго, – только о нём и слышу! Погоди, я с ним потолкую…
– Ты что! – испугалась Анна. – Ни в коем случае! Он и так на тебя зол…
– А я зол на него. Не беспокойся, ничего я ему не сделаю.
– Как бы он тебе чего не сделал… И вообще, мы почти пришли. Отдай корзинку, а то он из окна может увидеть.
– Ах вот как, стало быть, наш меняла дома… Отлично.
– Гуго, ради бога! Что ты задумал?
– Ничего особенного, дорогая Анна, – произнёс он сухо. – Я собираюсь нанести твоему именитому родичу летучий визит.
– Гуго, прошу тебя… Дядя терпеть не может, когда к нему являются без приглашения.
– Ничего, – усмехнулся начальник гвардии. – Когда он узнает причину, сразу подобреет.
Гуго передал девушке корзинку с покупками. Анна изумлённо смотрела на кавалера.
– Иди, милая, скажи, что капитан Шлегель явился с поручением от его преосвященства. А если старик заартачится, скажи ему следующее: договор и чистота. Увидишь, каким он станет смирным!
С этими словами капитан Шлегель подтолкнул девушку к двери.
Маттиас Эберлер отдыхал после обеда и размышлял о торговых сделках с гильдиями Цюриха. Намечались неплохие барыши, но вмешательство его преосвященства уже неоднократно расстраивало планы. Отдавая должное изворотливости епископа, Эберлер наливался злостью при мысли, сколько золотых осело в сундуках епископата. Недаром его преосвященство получил в народе кличку Фон Пфеннинген. В последние годы епископ куда больше внимания уделял казне, чем пастве, впрочем, с большой пользой для города. Благодаря ему Базель расцвёл, всё быстрее превращаясь из провинциального городка в солидную торговую столицу. Ловкие операции фон Веннингена способствовали укреплению позиций самого епископа куда больше, чем церковная деятельность. И немудрено: десятая часть доходов епископата регулярно отсылалась в Рим к удовлетворению Святого престола.
Меняла сердито засопел. Если бы он имел таких же высоких покровителей, давно бы сидел Маттиас Эберлер в городском совете…
Стук в дверь отвлёк его от неприятных размышлений.
– Кто там? – недовольно спросил несостоявшийся советник, но, увидев племянницу, заулыбался. – Здравствуй, Анна Магдалена! Была на рынке? Успела?
– Да, дядюшка, – ответила та, подставив лоб для поцелуя. – Всё купила, как ты хотел.
– Вообще-то, не дело для молодой госпожи – за капустой ходить, – закряхтел Эберлер.