– Ты все ещё голоден, Вин. – Её изящная рука прошлась от прозрачного бюстье к трусикам-танго и замерла там, когда она растянулась на спине. – Не так ли?
При свете её глаза были не просто темно-карими, а интенсивно-черными, полными понимания. Она была права. Он хотел её. С того момента, как встретил на открытии галереи и привез домой вместе с Шагалом.
Вин соскользнул с кресла и встал между её ног, широко раздвигая их. Она была готова, и он взял её прямо на ковре рядом со столом. Секс оказался быстрым и жестким, но она словно с ума сошла, что подстегивало и его.
Он кончил в неё, и она простонала его имя, будто получила от него желанное.
Уткнувшись головой в красивый шелковый ковер, он тяжело дышал, и ему не нравились эти ощущения. Когда страсть ушла, он чувствовал себя не просто истощенным - он был опустошен.
Порой, чем больше он наполнял её, тем более пустым становился.
– Вин, я хочу больше, – сказала она низким, горловым голосом.
* * *
В раздевалке Железной Маски, Мария-Тереза ступила под горячую струю душа и открыла рот, позволяя воде омыть себя не только снаружи, но и изнутри. На подставке из нержавеющей стали лежал золотой кусок мыла, и она потянулась за ним, даже не оглядываясь. Надпись «Дайал» на нем почти смылась, и значит, мыло хватит дня на три, не больше.
Она оттирала каждый дюйм своего тела, и слезы смешивались с мыльной водой, направляясь прямиком в водосток у её ног. В какой-то степени, это была самая трудная часть ночи, наедине с паром и дрянным мылом… Даже хуже чем исповедальня грусти.
Боже, от одного запаха «Дайал» на глаза набегали слезы - безусловное доказательство того, что Павлов разбирался не только в собаках.
Закончив, она вышла из душа и схватила грубое белое полотенце. На холоде её кожа съежилась, словно панцирь, и она хотела продлить подобное натяжение, охватывая свои эмоции, желая снова взять их под контроль.
Снаружи кабинки она снова переоделась в джинсы, водолазку и ветровку, запихнув рабочую форму в сумку. Волосы пришлось сушить десять минут, прежде чем она приготовилась выйти в холодную ночь, а от сверхурочной работы в клубе она молила о наступлении лета.
– Ты уже собралась?
Через закрытую дверь раздевалки донесся голос Трэза, и она улыбнулась. Каждую ночь одни и те же слова, и всегда, когда она выключала фен.
– Две минутки, – отозвалась она.
– Без проблем. – Трэз имел это в виду. Он взял за правило провожать её до машины, независимо от того, как долго она собиралась.
Отложив фен в сторону, Мария-Тереза откинула назад волосы и скрутила в пучок густые волны…
Она наклонилась ближе к зеркалу. Во время своей смены она умудрилась потерять сережку, одному Богу известно где.
– Вот блин.
Накинув сумку на плечо, она вышла из раздевалки. Трэз стоял в коридоре, набирая что-то на своем Блэкберри.
Он убрал телефон в карман и окинул её взглядом.
– Ты в порядке?
Нет.
– Да. Выдалась неплохая ночка.
Трэз кивнул и двинулся с ней к черному входу. Когда они вышли наружу, она молилась, чтобы он не завел лекцию в своем стиле. По мнению Трэза о проституции, женщина могла выбирать, заниматься ли ей этим, а мужчины – платить ли им, но этот бизнес требовал профессионального подхода… черт, он даже увольнял девочек, не использующих презервативы. Он также был убежден, что если появляется хоть один намек, что женщине не по душе её выбор, ей следует предоставить возможность пересмотреть его и выйти из бизнеса.
Ту же философию проповедовал Преподобный в ЗироСам, и парадоксальность ситуации была в том, что именно поэтому большинство девочек не желали оставлять дело.
Когда они достигли её Камри, Трэз остановил её, положив руку на плечо.
– Ты знаешь, что я хочу тебе сказать, верно?
Она слегка улыбнулась.
– Твоя речь.
– Это не простое разглагольствование. Я имею в виду каждое слово.
– О, я знаю, – сказала она, доставая ключи. – Ты очень добр, но я именно там, где должна находиться.
На мгновение ей показалось, что его глаза сверкнули хризолитовым светом… но, скорее всего, это проделки охранного освещения, которое заливало светом всю заднюю часть здания.
И когда он просто уставился на неё, будто подбирал слова, она покачала головой.
– Трэз… Пожалуйста, не надо.
Сильно нахмурившись, он тихо выругался, затем вытянул руки.
– Иди сюда, девочка.
Наклонившись вперед, она оказалась укрытой его силой. Интересно, каково это, иметь такого мужчину, хорошего, не идеального, но достойного, который ведет себя правильно и заботится о других?
– Твоё сердце больше не лежит к этому, – прошептал Трэз ей на ухо. – Тебе пора уйти.
– Я в порядке…
– Лжешь, – когда он отстранился, его голос был таким уверенным и твердым, и ей показалось, что он смотрит прямо ей в душу. – Позволь дать тебе деньги, в которых ты нуждаешься. Ты вернешь мне их потом. Без процентов. Ты не создана для этого. Кто-то – да. Ты – нет. Твоя душа здесь чахнет.
Он был прав. Он был очень, очень прав. Но она не станет больше полагаться на посторонних, даже на кого-то столь благородного, как Трэз.
– Я скоро выйду, – сказала она, похлопывая по его широкой груди. – Ещё немного и я завяжу. Я брошу.
Выражение Трэза стало напряженным, его подбородок – жестким… очевидно, он будет уважать её решение, пусть и не согласен с ним.
– Запомни, мое предложение насчет денег в силе, хорошо?
– Запомню. – Она поднялась на цыпочках и поцеловала его темную щеку. – Обещаю.
Трэз усадил её в автомобиль, она выехала со своего места и начала удаляться, взглянув напоследок в зеркало заднего вида. Освещаемый фонарями заднего хода, он наблюдал за ней, скрестив руки на мощной груди…. и вдруг исчез, будто растворился в воздухе.
Мария-Тереза ударила по тормозам и потерла глаза, думая, что сошла с ума… но потом позади появилась машина, её фары сверкнули в зеркале заднего вида, ослепляя её. Встряхнувшись, она нажала на газ и выехала со стоянки. Тот, кто сел ей на хвост, свернул на следующей улице, и её дорога домой заняла пятнадцать минут.
Дом, который она снимала, был крошечным, просто маленький Кэйп Код
[6]
в хорошем состоянии, но она выбрала его среди всех остальных, просмотренных ею в Колдвелле, по двум причинам: он находился на школьной территории, и значит, вокруг было полно соседских глаз, и потому, что владелец разрешил укрыть все окна ставнями.
Мария-Тереза припарковалась в гараже, подождала, пока опустится дверь, и только потом зашла в темный холл. По кухне, вечно пахнущей яблоками, которые она хранила в чаше, она на цыпочках пробиралась в сторону света, льющегося из гостиной. По пути она запихнула сумку во встроенный шкаф.