Тропинка взобралась еще на два холма, а третий холм будто расколола пополам – так люди колют дрова с помощью клина. Когда я проходил там, словно между двумя каменными стенами, мне показалось, что я иду по залу с колоннами, сильно заросшими мхом; мох так густо покрывал стволы толстых и высоких дубов, что казалось, всех их покрыла шкура огромного зверя.
Вдруг на освещенную луной поляну передо мной, прямо из густой тени под деревьями вышел лев. Зверь повернул черногривую голову и внимательно посмотрел на меня. Еще мгновение – и он снова исчез в тени деревьев. Я подождал, опасаясь, что если пойду дальше, то непременно снова встречусь со львом; стоя там и напряженно вслушиваясь в каждый шорох падающего листка, я услышал, как поют дети.
Что-то в этом пении подсказало мне, что я ничего не должен бояться в этом зачарованном месте, даже льва. Однако я все-таки продолжал ждать и лишь через некоторое время двинулся вперед и вскоре увидел сквозь деревья мерцание красного огня. То горел костер. Теперь я ступал еще осторожнее, чтобы незаметно подойти поближе и посмотреть, что это за действо, ради которого я пришел сюда.
Алтарем служил плоский камень, укрепленный меж двух скал лишь чуть выше моего пояса. Дети, голоса которых я слышал, танцевали на поляне между двумя кострами; движения их в лунном свете казались особенно медлительными и торжественными. Танцевали они под аккомпанемент собственных чистых голосов да двух каменных молотков, которыми отбивала ритм какая-то женщина. За ними и за поляной, в тени деревьев, слышался шепот мужчин и женщин – точно ивы
[138] шелестели на ветру. Кердон назвал это место «святилищем Великой Матери» и подчеркнул, что я непременно должен ее коснуться, но никакой богини я пока не видел.
Перестук молотков был подобен биению сердца. Я долго слушал его и дивное пение детей, любуясь танцем; девочки были в венках из цветов, мальчики – в венках из соломы.
И вот танец кончился, молотки смолкли.
Маленькие танцоры застыли, не нарушая круга. Та женщина, что отбивала ритм, встала, и другая женщина повела ее к алтарю. Девочка, стоявшая к алтарю ближе других детей, пошла с ними вместе.
Женщина с молотками оказалась слепой; у алтаря вторая женщина и девочка поддерживали ее; она коснулась его своими молотками и положила их на него.
Потом, с помощью второй женщины, она подняла девочку и тоже положила на алтарь. Затем выбрала один из молотков и двинулась вокруг алтаря, пока не остановилась рядом с головой лежащей девочки.
Я передвигался как бы с нею вместе, но куда быстрее, хотя мне нужно было преодолеть куда большее расстояние: обойти поляну кругом, чтобы алтарь оказался между мною и теми, кто наблюдал за обрядом. А когда женщина подняла молоток, я выкрикнул какое-то имя и бросился к ней.
Если бы она была зрячей, то скорее всего все-таки помедлила бы и обернулась и я бы успел спасти ребенка, но слепая жрица медлить не стала.
Каменный молоток с силой расколол голову девочки, и мозг ее разлетелся по алтарю.
Именно в это мгновение я и увидел Великую Мать – старуху раза в два ниже меня ростом. Склоняясь над плечом жрицы, она мочила пальцы в кровавой луже. Да, то была она, Великая богиня, но какой же дряхлой она казалась!
Безумная отвратительная старуха в рваном хитоне, сером от пыли. Если б я не был обязан Кердону жизнью, ни за что не стал бы к ней прикасаться! Я уж хотел было убежать, но тут что-то ударило меня по голове, и я упал на землю.
Подняться я не успел – сотня людей окружила и оседлала меня. У некоторых в руках были обыкновенные палки, подобранные в лесу; у других оружием служили собственные кулаки и пятки. Один из людей вдруг крикнул, чтобы остальные отошли в сторону, и вскинул мотыгу. Меня отпустили, потом вдруг все повернулись и бросились прочь, причем с такой скоростью, словно спасались от смерти. Я пнул раба с мотыгой под колено и еще добавил ему кулаком так, что он упал.
И тут я увидел, что из-за деревьев появились спартанцы, уже успевшие построиться в необычайно ровную колонну, точно на плацу, и державшие копья наперевес. Я подхватил с земли мотыгу и убил ею того, кто так же хотел убить меня. Таким образом, я, можно сказать, вооружился, причем лучше, чем мог бы ожидать.
И только тут я догадался, что остальные-то богини не видят! Какой-то человек между тем взял ее за руку и повел прочь; ему помогала зрячая жрица. Тот, что вел богиню за руку, был виден сквозь нее, как бывает виден огонь в клубах поднявшегося над ним дыма.
– Я не пью крови, смочившей железо, – проговорила Великая Мать.
Я хотел было объяснить ей, что убил человека, отнюдь не принося ей жертву, но тут на меня сзади налетела Дракайна:
– Хвала Охотнице! Я уж думала, они тебя убили!
– Как ты сюда попала? – спросил я. – Ты что, следила за мной?
Она покачала своей хорошенькой головкой, и сережки ее сверкнули в лунном свете.
– Я пришла со спартанцами. Или, точнее, привела их сюда. Я-то сумела отыскать тайное святилище – и тебя, Латро, – а вот они нет!
Нас окружили спартанцы. За исключением мертвого мужчины на земле и мертвой девочки на алтаре все остальные последователи культа куда-то исчезли. Исчезла и сама богиня, хотя я по-прежнему слышал ее старческий надтреснутый голос: она скликала в дубовой роще своих подданных.
Глава 31
СЛОВА ВЕЛИКОЙ МАТЕРИ
Пророчество богини все еще звучит в моих ушах. Я должен непременно записать его, хотя если тот Молчаливый, Пасикрат, прочитает это, то наверняка меня убьет.
Его в святилище Великой Матери не было, но я этого не знал и решил, что предводитель отряда спартанцев (которые собрались у алтаря и глазели на мертвую девочку) вполне может быть Пасикратом, и спросил, как его имя.
– Эвтакт, – ответил он. – Ты что, уже забыл, как мы шли сюда из Афин?
– Ну разумеется он все забыл, благородный Эвтакт! – вмешалась Дракайна.
– Ты ведь и сам знаешь, как у него бывает. Ну а сам-то ты меня помнишь?
Эвтакт вежливо ответил:
– Я знаю, кто ты, госпожа, и вижу, какую услугу ты оказала сегодня Спарте.
– А что тебе известно об Эврикле из Милета? Он ведь шел вместе с вами!
Где же он теперь?
– Видимо, там, куда его послал регент, – уклончиво ответил Эвтакт. – Разве я могу вмешиваться в подобные дела? – Он повернулся к своим воинам.
– А вы чего здесь стоите, остолопы? Стащите ее с алтаря, а сам алтарь уничтожьте.
Я спросил, станет ли он хоронить девочку. Он покачал головой: