Подошел смеющийся Борис.
– Ну что, двоечник, оценил наш зверинец?
– Почему двоечник-то?
– А у меня здесь частенько по вечерам занимаются те, кто зачет по стрельбе сдать не может.
– А чем грозит несдача?
– Отсутствием аттестации за квартал. Неполное служебное. Потеря в деньгах. Повторная неаттестация – увольняют из армии. И сразу все радости – выгоняют из служебной квартиры, проценты по кредитам…
– А если по медицине проблемы? После болезни или ранения?
– Стараются перевести на нестроевую должность, если есть такая возможность.
Он невесело вздохнул.
– Ладно, приходи завтра. С места ты уже сносно стреляешь, пора стрельбу в движении изучать.
– Как эти ребятки только что? Боюсь, у меня здоровья не хватит. Может, ну его?
– Пришел – учись. Не фиг зря патроны жечь.
Приду, конечно. Была капитулянтская мыслишка отказаться от таких занятий. Вроде не мальчик уже, да и физподготовка ни к черту. Но интересно!
Забавно, что спецназ тоже из «кольтов» стрелял. И не захочешь, а узнаешь секрет-другой.
Назавтра обсудил с курсантами, какая бывает информация, что ей может угрожать и каким образом. Попытался нормальным языком пересказать ту заумь, которую так любят из одного учебника в другой переписывать. Судя по интересу зала – получилось.
На выходе из столовой меня поймал очередной боец. Опять к Петрову. Опять я без тихого часа остался.
У подполковника сидел немолодой толстый военный в черной форме. Краснолицый, одышливый, с венчиком седых волос вокруг креветочного цвета лысины. Я и в сухопутных-то званиях разбираюсь через пень-колоду, а в морских и вовсе полный ноль. Петров представил его как военного следователя капитана третьего ранга Сверчкова. Из Берегового. И попросил с ним поговорить, ответить на вопросы. Я очень удивился:
– Вроде бы я уже подробно рассказал все, что касалось моего появления здесь?
– Капитан интересуется не этим.
– Хорошо, поговорим. Не зря же капитан проделал такой путь. Но в рамках нашей с вами договоренности, подполковник.
Видно было, что Петрову очень хотелось грохнуть кулаком по столу, но он сдержался. И молча кивнул.
Разговаривали мы с гидромайором
[26] в той же комнате, где три дня назад я рассказывал о своих похождениях под дождем. Он разложил на столе бумажки из своего объемистого портфеля, щелкнул авторучкой и поднял на меня свои прозрачные глаза:
– Знаком ли вам Егор Мятин?
– Егорка?! Он все-таки долетел?!
– Отвечайте на вопрос.
Я замолчал и уставился на собеседника. Тот выдержал секунд тридцать, потом повторил:
– Отвечайте на вопрос.
Я не шевельнулся. На этот раз терпения у офицера хватило секунд на пять, он подпрыгнул и завопил:
– Какого черта ты себе позволяешь?
Подозреваю, что он привык слышать в ответ оправдания, крик или плач, но мой смех превратил его в пыхтящий соляной столб.
– Боюсь, майор, ты неправильно оцениваешь ситуацию. Напомню, что здесь сейчас не допрос. Ты меня ПРОСИШЬ что-то рассказать. Поэтому веди себя вежливо, а то разговора не получится.
Вы видели рыбу, вытащенную из воды? Ее еще в свекольный цвет покрасить, и будет очень похоже. Те же бессмысленные глаза, хлопанье губами и проблемы с вокалом. Жаль только, что рыба на воздухе быстро засыпает, а мой визави – нет.
– У меня предложение. Взаимовыгодное. Вы мне рассказываете историю Егора после того, как мы с ним расстались, а я – с момента нашей с ним встречи и до расставания. И обойдемся без ругани. Идет?
Сверчков еще попыхтел и ответил с одышкой:
– У вас нет допусков. Не имею права.
– Ну глупостей-то не говорите! Я же не интересуюсь составом вашего флота или фасоном матросских трусов. Меня и все, что связано с Егоркиной работой, не интересует совершенно. Хотя слабо себе представляю, что здесь можно изобрести такого, что не было бы известно на Старой Земле. Мне важно, как он добрался, как себя чувствует и что с его семьей. Ну же, смелее.
Снова пыхтение, и здравый смысл одерживает победу:
– Он долетел до Берегового. На посадке перевернул самолет. Сам чуть не утонул. Его спасли пограничники. Доставили на берег. Задержали до выяснения. Все.
– Что значит все?! Он что, до сих пор в тюрьме сидит?
– Не в тюрьме. В изоляторе. Ведутся следственные действия.
Нестерпимое желание задушить эту канцелярскую крысу накатило и тут же схлынуло. Этим Егору не поможешь.
– И в чем его обвиняют? В том, что он не погиб вместе с кораблем, а вернулся домой?
– Тайна следствия. Вы сами сказали, что секретов мы касаться не будем.
Жаль, эта сволочь быстро учится.
– Я ответил на ваши вопросы?
– Что ему грозит и почему?
– Суд разберется. И чем активнее мы с вами будем сотрудничать, тем больше материалов будет для суда. В том числе и в пользу Мятина.
Похоже, Сверчков полностью оправился от моего хулиганства и уже начал юридические кружева плести. Непрошибаемая публика! Черт, как же Егору помочь-то?
– Вы готовы отвечать?
– Спрашивайте.
– Где и при каких обстоятельствах вы встретили Мятина первый раз?
– Я в море наткнулся на спасательный плот. Егор был внутри, без сознания. Я его перетащил к себе на яхту. Привел в чувство, переодел, накормил.
– Где конкретно вы обнаружили спасательный плот?
– Дайте карту, покажу.
Кап-три достал из портфеля и развернул карту Большого залива. Похуже, чем была у следователя Морского патруля, но тоже неплохая. Я взял карандаш, обвел кружок на карте.
– Вот, примерно в этом районе, плюс-минус миль двадцать. Я не запомнил точное место, просто не до того было.
– А что вы там делали?
– Гонял на яхте. Был прекрасный ветер.
– С какой целью?
– С какой целью гоняют на яхте? Ради самого процесса. Ветер был такой, что яхта выскакивала на глиссирование и развивала иногда больше двадцати узлов.
– Вы помните точную дату, когда это случилось?
– Двадцать первое число десятого месяца.
– Крушение корабля, на котором проходил службу Мятин…
– Проходил службу? Он же гражданский?
– Он был прикомандирован к кораблю и временно считался военнослужащим. Так вот, крушение произошло шестого числа вот в этом районе. Как вы видите, расстояние составляет больше девятисот миль, то есть средняя скорость плота…