Эринии - читать онлайн книгу. Автор: Марек Краевский cтр.№ 55

Поэтому они начали последнюю тюремную партию, пообещав друг другу продлить ее на воле.

— Ты не врешь, Бер, — тихо отозвался Попельский. — Ты и в самом деле был человеком Кичалеса. Сегодня я получил известие, которое подтверждает твои слова. На мою кузину Леокадию всегда можно было положиться.

— Ну, видишь, Едзю, — усмехнулся Гох. — Так в одной фурдиґарні ^[91] оказались и я, и пулицай. Уже мне веришь?

— Верю, — спокойно сказал Попельский. — И видимо, пришло время, чтобы ты рассказал мне то, чего я не хотел слушать, потому что не доверял тебе. Я думал, что ты хочешь оклеветать Кичалеса из-за ненависти. Теперь я тебе верю, рассказывай!

— Это для тебя очень непри…

— Говори!

* * *

Над Винниками наступала непроглядная ночь. Небо рассекали молнии летней грозы. На крыльце большого дома стояли двое мужчин и курили сигары.

— И зачем я вообще в это ввязался?! — Махль схватился за голову. — Зачем вообще разговаривал с этим безумцем, когда он признался мне, что поломал ножки ребенку и бросил его у больницы? Я должен был позвонить в полицию, когда он ко мне обратился! А я польстился на сомнительную выгоду! Я давно знал, что он сумасшедший! Зачем я согласился помогать сумасшедшему?

Кичалес молча пыхал дымом.

— А теперь все кончилось, — сетовал адвокат. — Все пропало. Коммивояжер погиб — так было запланировано, но его сын тоже умер — а этого мы уже не планировали. А могло быть так хорошо! Сыну пенсию и пожизненную опеку, а нам — остальное наследство. А так старый Клеменс умрет самое позднее через полгода, и все достанется студитам. Если бы по крайней мере его внук остался жив! Можно было его убедить, чтобы все завещал ему… В конце концов, он даже немного его любил…

— Не переживайте, пан меценас. — Кичалес плюнул далеко за крыльцо. — В делах всегда так: то лучше, то хуже. Мы с вами хорошо познакомились, мы сообщники, можем вместе продолжать делать ґіте ґешефте, одер? ^[92]

— Увидим, что будет дальше. — Махль отряхнул воображаемые пылинки со своего летнего льняного пиджака и поправил галстук из этой же ткани. — Жаль… жаль… Такой был риск, что Шалаховский расскажет Лыссому про нашу договоренность! Ну что же… Подкиньте назад ребенка Рите, и выйдем из этого дела на щите…

— Нет больше ребенка, — медленно произнес Кичалес. — Исчез.

— Вы что, сдурели?! — воскликнул адвокат Махль. — Что вы несете?!

— С малышом нянчилась девка. — Кичалес с трудом проглотил обидные слова. — Иренка пошла в нужник, возвращается — а ребенка и след простыл. И не кричите на меня, пан меценас. Ничего не произошло. Шалаховский умер, его байстрюк ребенок тоже умер. Кто еще про нас знает?

— Гимназист Грабинский и другие сторожа с аренды!

— Говори с горы, а гора как пень, — раздраженно буркнул Кичалес. — Они знают лишь то, что в суде должны говорить, что вы им поведали! А вы им еще ничего не говорили! И не будете ничего говорить, потому что суда не будет!

— Да, я понимаю, — облегченно перевел дыхание адвокат. — Вы правы, они не знают, что должны говорить на процессе. Если бы был процесс, то узнали бы. А его не будет! Зачем нам судить Попельского, если наследство все равно получат студиты!

— Жаль, что Лыссый убежал от пулицаев в бассейне, — задумчиво сказал Кичалес, — он мог нам еще навредить…

* * *

Попельский отодвинулся от шахматной доски. В камере повисла пронзительная тишина.

— Ты говорил, Едзю, что я хочу Кичалеса оклеветать из-за ненависти. Я ни презираю его, как некоторые, которые не могли ему простить, что твоего внука в это впутал. У нас детей никто не крал. Или он говорил, что твой внучек будет жив и здоров, и что он тебе его отдаст в тот самый день. Нет, Едзю, я на него не буду клеветать, а хочу тебе правду о нем поведать. Из-за ненависти?! Нет. Он уже не живет, его немцы расстреляли в Яновском лесу. Ему уже правда ни повредит. А кому-то поможет…

Попельский встал и начал ходить по камере, как дикий зверь. Натыкался на нары, ударял кулаком по стене. Его челюсти крепко сцепились — как перед эпилептическим приступом. Однако он не думал о своей болезни.

— Одному поможет, другому нет… — медленно проговорил он. — Наверное, уже ничто не поможет адвокату Махлю…

И тогда почувствовал шум ветра. Упал на пол и начал бить по нему ногами. Из-за сцепленных зубов выступила пена. Глазные яблоки двигались под веками. В видении появился Ежик. С тех пор призрак внука никогда больше не покидал эпилептических сновидений дедушки. Той ночью в тюрьме они раз и навсегда потеряли свой вещий смысл. Стали отчаянным напоминанием. Превратились в античных богинь.

Вроцлав, 1950

Адвокат Людвик Махль проснулся в полной темноте. Сначала подумал, что находится в своем большой четырехкомнатной квартире на Музейной площади. Однако он ошибся. В его комфортабельной прохладной квартире с видом на руины монументального немецкого Музея силезских древностей никогда не было такой духоты. Никогда не чувствовался запах плесени, руки никогда не касались липкие нити паутины. Вскочил, и в голове затуманилось.

Коснулся лба и вскрикнул. Он даже не надеялся, что попадет пальцем в мягкую влажную рану, которую на голове оставило орудие, которым его оглушил какой-то мужчина в арке на площади Костюшко.

Без малейших усилий вспомнил все события предыдущего вечера. Игру в покер в тайном частном казино возле Главного вокзала, две сотки водки в «Савое», выпитые под селедку, неудачные залеты к какой молодой, однако убого одетой девушке, которая подпирала стену на танцах в «Цветной». Это был обычный вечер состоятельного адвоката, который, однако, закончился отнюдь не традиционно. Он хорошо вспоминал темную фигуру, которая вдруг оторвалась от стены арки, быстрый взмах руки незнакомца, боль в голове, какие-то видения: руины, заваленные обломками коридоры, скрип колес, писк крыс.

Адвокат Махль нащупал тугой кошелек в кармане пиджака, часы «Шаффгаузен» на запястье, и это обеспокоило его не на шутку. Если мотивом нападения не было ограбление, то его ждет то, что он больше всего ненавидел в своей вполне предсказуемой жизни: загадка с неизвестной ему отгадкой.

Вдруг помещение озарила сильная электрическая лампочка. Махль сначала некоторое время привыкал к свету, а потом огляделся вокруг. Он оказался в небольшом бетонном бункере, двери которого закрывались снаружи. Именно на них со скрипом открылся зарешеченный глазок.

— Меня зовут Эдвард Попельский, пан меценас, — раздалось из глазка. — Вы меня помните? Мы имели возможность познакомиться в Львове.

— Нет, — буркнул Махль.

— Припомните. У вас будет куча времени, чтобы задуматься над своими поступками.