Эринии - читать онлайн книгу. Автор: Марек Краевский cтр.№ 48

Гарига не отзывался. Продолжал обнимать сына, а мышцы подергивались на его лице.

— Понимаешь, ты, большевистская каналья? — Комиссар был такой разъяренный, что замахнулся кнутом на коммивояжера. — Понимаешь, что твой сынок, твой больной сынок станет страшилищем?

Стасьо перестал дрожать. Легонько отстранил отца и улыбнулся Попельскому.

— Сынок, сынок, — проговорил он каким-то странным писклявым голоском. — Где сынок? Где есть сынок? Я хочу к сынку! Я играть с сынком!

Тогда Бернард Гарига разрыдался. Попельский бросил кнут и подошел к несчастному отцу. Положил руку ему на плечо.

— Ирод Агриппа? — спросил он.

— Тадеуш Шалаховский, — ответил Гарига, не глядя на Попельского. — А его сынок — это Анджей Шалаховский. Живет на Собеского, 15.

Отец обернулся и плюнул комиссару в лицо. Тот приподнялся, вытер слюну носовым платком, пахнущим ливанским одеколоном и украшенным старательно вышитой монограммой, а потом выбросил платок на кучу мусора.

Францишек Войцеховский смотрел на все это расширенными зрачками. К комиссару Попельскому он больше не чувствовал ни крохи уважения.

На улице Собеского появился экипаж, а за ним — «шевроле». Остановились возле номера 15. Это был обычный дом, каких много в окрестностях Рынка.

Попельский отвернулся от дома и наблюдал, как Бернард Гарига будит Стася. Через минуту отец и сын вышли из экипажа и подошли к воротам дома. Первый избегал взгляда комиссара, второй, придя в себя со сна, подпрыгивал и улыбался, ежесекундно показывая пальцем на дверь.

Комиссар нажал на звонок около входа. Через минуту сделал то же самое, а потом снова и снова. Давил на кнопку и ежесекундно прерывал звон.

— А что такое? Что такое? — Разгневанный голос дворника слышно было издалека. — Это что, горит? А подождите меня минутку!

— Криминальная полиция! Открывай!

Эта информация несомненно ускорила шаги дворника. Через несколько секунд он стоял у двери, открывал глазок и мерил взглядом троих мужчин, что стояли под дверью. Увидев Гаригу и Стася, он весело засмеялся, но вид полицейского значка заставил его посерьезнеть и немедленно открыть дверь.

— Обыск, — сказал Попельский. — Ведите нас! Прямо в квартиру Шалаховского.

— А он в четверг выехал, как раз я комнату побелил, — сказал дворник и протянул руку отцу и сыну. — Добрый вечер, пан Гарига.

— Добрый вечер, пан Доминяк.

— Чего так поздно, что случилось, пан Гарига? — громким шепотом спросил дворник.

— А ты молчи, если не спрашивают, — грозно буркнул Попельский. — А теперь не мешай и иди спать!

— Да беру лахи под пахи и уже меня тут нет, — ответил тот, оскорбленный этим приказом.

— Подожди-ка. — Попельский изменил решение. — Пойдешь с нами! Бери ключи! Покажи, парень, — обратился он к Стасю, — где жил сынок!

Парень быстро побежал на внутренний двор, где были двери в два подъезда и два балкона, соединенные лестницами с двором. Оттуда можно было зайти в две мастерские, что были друг напротив друга. Под левым балконом виднелось маленькое окошко.

— Сынок! Сынок! — позвал парень, стуча в стекло.

— Откройте, пожалуйста. — Комиссар взглянул на дворника. — А потом оставьте нас.

Через минуту Попельский и оба Гариги стояли в освещенной комнате, где пахло мокрой известью. Она была небольшая и мрачная даже днем, потому что крошечное окошко почти скрывалось под лестницей.

— Вы сюда приходили со Стасем? — спросил Попельский.

— Да.

— Зачем?

— Анджейко Шалаховский занимался Стасем, когда мне надо было ходить с товаром по домам. Этот парень был для меня бесценным. Я мог нормально работать и не беспокоиться о Стасе.

— Где они познакомились?

— Они знали друг друга с детства, ходили вместе в школу для неизлечимых. Парни одного года рождения. Анджейко болеет черной болезнью. Сначала ходил в ремесленную школу, но его выкинули, потому что он раз или два описался на уроке. Редко выходил из дома. Поэтому мог хорошо присматривать за Стасем.

— А с его отцом, Тадеушем, вы тоже дружили?

— Нет.

— Что вам вообще известно о Тадеуше Шалаховском?

— Он также воспитывал сына один. Не знаю, или он был вдовцом, или так же, как я… Работал бухгалтером где-то на Знесинне. Я точно не знаю, где, но где-то далеко. Он был молчаливый и неприятный. Ворчал себе что-то под нос, не всегда отвечал на приветствия. Анджейку очень любил и следил, чтобы тот всегда принимал лекарства и редко выходил из дома…

— Называл его сыночком, да?

— Да. А с его легкой руки остальные тоже его так звали.

— Что вам еще известно о Шалаховском-старшем?

— Ну, разве то, что он недавно потерял работу, не платил за квартиру и вынужден был оставить это жилье. Также знаю, что когда-то Анджейко ходил к одному пожилому пану, которого он называл дедушкой. Этот пан иногда давал ему конфету. Он жил в этом же доме. Все это я знаю от Анджейки, не от его отца. Потому что тот — настоящий молчун…

— Вы его не любили?

— Нет. Он был ненормальный.

— Тогда почему вы его прикрывали? Зачем приобретали для него фальшивые документы?

— Меня Анджейко об этом просил.

— Анджей не говорил вам, куда они переехали?

— Нет.

— Вы приводили сына к Анджейке, или Стасьо сам к нему ходил?

— Сам.

— А Шалаховский к вам наведывался?

— Редко.

— Вы свободны, езжайте экипажем домой, я заплатил вознице, — сказал комиссар и взглянул на часы. — Я знаю, что вы что-то скрываете, но мне безразлично. Вознице приказано: никаких остановок по дороге! А вы уже из дома никуда не выйдете, потому что сын вам не даст. Он хочет спать и быть с вами… Много ему пришлось нынче пережить… Через ваше упрямство. И мое ослепление, — тихо добавил он.

Гарига обнял сына за плечи и медленно двинулся. В дверях обернулся и долго смотрел на Попельского. Этот взгляд был очень красноречивым. В нем виднелась не только лютая ненависть, но и безграничная вера в то, что месть является неизбежной. В нем было обещание смерти и терпеливое, смиренное ожидание. Подходящего момента, чтобы нанести ее.

Он тоже поклонник Эриний, подумал измученный комиссар и отвел глаза.

От дворника, пана Виктора Доминяка, он не узнал о Шалаховских ничего. Глядя на упрямое лицо этого домового служителя, Попельский очень жалел, что в гневе утратил самообладание и по-хамски с ним поступил. Это унижение и «тыканье» привело к тому, что дворник враждебно относился к комиссару. Доминяк не стал более разговорчивым, услышав вежливую форму «пан», ни скрытое, однако несомненное предложение вознаграждения, ни обещание смотреть сквозь пальцы в случае, если он нелегально продает водку, ни, наконец, комиссаровы извинения. На все вопросы следователя Доминяк отвечал «не знаю», или, для разнообразия, «ничего ни знаю». Иногда отсылал за информацией ко владельцу дома, меценасу ^[76] Людвику Махлю, что жил на третьем этаже. При этом дворник злорадно усмехался. Доминяк хорошо знал, что полицейский, который так стремится разыскать Шалаховского, сделает все, чтобы до него добраться, но наверняка не решится будить известного львовского адвоката в полтретьего ночи. Действительно, услышав этот совет, Попельский нахмурился. Доминяк не удержался и злорадно рассмеялся.