Эринии - читать онлайн книгу. Автор: Марек Краевский cтр.№ 13

— Я не понимаю братика, — прошептала Леокадия матери. — Почему он так странно себя ведет?

Она не могла понять кузена и сейчас, в шесть утра, этого солнечного майского дня, когда Эдвард привел какого-то пьяного бродягу и пытался надеть ему на ноги свои лучшие ботинки. Она бы еще могла предположить, что Эдвард утром вернулся с каким-то парнем и хочет продолжить пьянку дома. Такое иногда бывало, но этого не случалось в присутствии Леокадии, не говоря уже о дочери Рите. О таких случаях ей потом шепотом рассказывали служанка Ганна, дворник или возмущенные соседи. К тому же панна Тхоржницкая предполагала, что даже когда ее кузен приводил домой некоего товарища подшофе, то не настолько пьяного, как этот старикан. Леокадия могла даже подумать, что Эдвард пытается отрезвить своего знакомого, кладя его в ванну, отпаивая кофе, вытирая его рвоту и подсовывая под нос пузырек с нашатырем, что он, собственно, и делал сейчас с этим стариком. Но не могла понять, зачем, когда уже ему удалось поднять того на ноги, Эдвард надевает на него свою, правда, не новую, но все-таки хорошую одежду и обувает того в замечательные высокие ботинки из первоклассного магазина «Дерби»!

Позже она смотрела, как на могучем затылке Попельского набухают жилы, когда тот запихивал пьяницу в экипаж, придерживая его одной рукой за штаны, а другой — за воротник. В это время пьяница зацепился штаниной за колесо и разодрал ее. При обычных обстоятельствах Попельский разозлился бы и по крайней мере внимательно осмотрел бы испорченную одежду. Но сейчас он вообще не обратил внимание на свой уничтоженный костюм от братьев Яблковских! Я не понимаю моего кузена, подумала Леокадия Тхоржницкая, возвращаясь в квартиру. Она и не подозревала, что в течение ближайших часов кузен удивит ее еще больше, и даже смертельно напугает.

Попельский вышел из экипажа на улице Пияров возле больницы. Приказал извозчику подождать, а сам протянул руку Питке таким галантным жестом, словно тот был дамой, что выходила из кареты. Старик ухватился за его плечо и двинулся, ежесекундно спотыкаясь, привыкая к ботинкам, которые впервые имел на ногах. Полицейский обхватил его за пояс и слегка нес, а слегка вел, минуя фигуру Богоматери. Какой-то господин в котелке и с пинчером на поводке взглянул на них с отвращением, какой-то студент тыкал в них пальцем, а его товарищ громко хохотал.

— Ну тот паниська накирялся! — орал какой-то сорванец в клетчатой фуражке и белом шарфе на шее.

Попельский не обратил на него никакого внимания и осторожно повел Валерия, у которого алкогольное одурение уступало место страшной сонливости. Комиссар знал, чем ее побороть. В руке держал флакончик с отрезвляющими солями, главным компонентом которых был аммиак.

Наконец Попельский затянул Питку в больничный вестибюль и посадил его на первой попавшейся скамье, где тот мгновенно погрузился в сон. Комиссар огляделся вокруг и сразу увидел, как к ним степенно шагает швейцар с бородой а ля августейший император Франц-Иосиф.

— Вот вам пятьдесят грошей, — обратился к нему Попельский. — Проследите, чтобы этот у меня никуда не смылся! А я тем временем пойду к директору этого заведения. Какой это кабинет?

— Я здесь выполняю функцию государственного служащего, — надменно сказал швейцар. — И за это получаю зарплату. А в ваших цванциків ^[27] не нуждаюсь. Кто это? Больной?

— Так, может, и больной, — ответил комиссар. — Как, в конце концов, мы все. Но присмотреть за ним — это очень ответственное дело. Достойное государственного чиновника. Такого добросовестного, как вы. Я знаю, что поступил плохо. Вы же не извозчик, не гостиничный служка, которому дают на чай. Ваши функции неизмеримо выше. Я тоже, как и вы — государственный служащий. Криминальная полиция. — И показал швейцару удостоверение.

— Это вы хорошо сказали, — швейцар аж покраснел от удовольствия. — Но вам туда нельзя, к заведующему, в отделение то есть. Такие у нас правила! Я должен каждого остановить и сообщить по телефону о посетителях. А вы здесь садитесь и подождите.

Попельский кивнул головой, словно похвалил ретивого швейцара, и сделал так, как ему приказали. Швейцар тем временем вытянулся возле столика с телефоном и набрал нужный номер.

— Ту сі мельдує Дурбак Юзеф, — уважительно сказал он. — Ду телефону викликають доктора Лебедовича. Добри. Та чекає ту кримінальна пуліція. Пан доктор Лебедович. — Швейцар посмотрел на Попельского. — Він є на лінії. Буде з вами говорив ^[28].

Попельский подошел к телефону, приложил трубку к уху и склонился над рупором, куда проговорил медленно и четко:

— Здравствуйте. Это комиссар Эдвард Попельский из полиции. — Замолчал, ожидая какого-то ответа от своего собеседника, но услышал лишь какое-то бормотание, которое было, видимо, ответом на его приветствие. — Мне надо увидеться с пациентом Анатолем Малецким. Чрезвычайно важное расследование требует, чтобы я встретился с ним немедленно.

— Через четверть часа, — послышалось в трубке, а потом зазвучали тихие короткие гудки.

Попельский сел рядом со спящим Питкою. Почувствовал легкое головокружение. Он знал, что это могло быть от утомления или, гораздо хуже, предвещало о приближении приступа, поскольку солнечные лучи во время поездки в экипаже пробивались между листьями каштанов вдоль улицы Пияров. Комиссар надвинул шляпу на глаза, а на нос нацепил свои темные очки. В голове снова зашумело. Но это не были предвестники приступа эпилепсии, потому что о ней обычно предупреждал шум в ушах, а перед глазами мелькали пятна. Сейчас ни одного из этих симптомов не было. Эти головокружение и особенно дрожание челюсти было признаком приближения фрустрации. У него всегда начинали дрожать челюсти, когда появлялось это чувство. Тогда он стискивал между зубами какой-нибудь кусочек дерева, карандаш, деревянную ручку или что-то похожее. И вскоре все проходило.

Он знал, что в этот раз фрустрация и ярость не пройдут так быстро, даже если впиться зубами в железо. Потому что через четверть часа он увидит человека, который сидит в этой клинике в течение нескольких месяцев, то есть находился здесь и вчера, и позавчера. Малецкий был здесь, на Пияров, и не мог спрятаться в крохотном дворике на Немцевича и похитить кого-то из детей, которые там играли. Здесь, в палате, Анатоль Малецкий наверное делал в штаны, дрочил в кулак или перевоплощался в Наполеона или Виннету. А это означает, что он не мучил тогда маленького Геню Питку. То есть не был убийцей. Попельский чувствовал глухое раздражение. Челюсти дрожали. Как всегда, когда след становился сомнительным.

Послышались громкие возгласы. Видимо, приближался Малецкий. Попельский сунул Питке под нос отрезвляющую соль. Тот вздрогнул и открыл глаза. Он уже совсем пришел в себя.