Голова Минотавра - читать онлайн книгу. Автор: Марек Краевский cтр.№ 78

— Ладно, пёсик, уже выходим гулять.

Мок усмехнулся, увидав, как при слове "гулять" Аргос встает на задние лапы и мотает хвостом.

Шнурки были практически завязаны, как вдруг зазвонил телефон. Мок, проклиная любые дела, которые настолько срочны, что не могут подождать хотя бы до девяти часов, бросил свое сложное задание и поднял трубку.

— Международный разговор, — сообщил милый женский голосок. — Соединяю.

— Благодарю, — буркнул Мок и прижал трубку к уху.

После нескольких секунд шорохов и писков раздался голос: мужской и мало приятный.

— Могу ли я все еще полагаться на тебя, Эберхард?

— Естественно, с радостью ответил тот, но тут же прикусил язык за свой веселый тон; голос Попельского извещал о плохих новостях. — Что произошло?

— Ты должен узнать всю правду. — Попельский сказал это после длительного молчания. — Но не по телефону… Как можно скорее! Где мы встретимся? И когда?

— Когда? Да хотя бы и завтра! — ответил на это немец.

— Где?

— С этим уже сложнее, — задумался Мок и погладил Аргоса по голове. — Ага, знаю! Знаю! Имеется такое местечко, где друзья встречаются за порцией рульки и за бутылочкой замороженной водки. Ты еще помнишь ресторан "Эльдорадо" в Катовицах?

— Приезжай во Львов. Прошу тебя.

Львов, пятница 28 апреля 1939 года, три часа ночи

Третий перрон львовского Центрального вокзала был пуст. Кроме сонного железнодорожника и продавца газет, который раскладывал прессу на своем стеллаже, можно было увидеть только одного мужчину, одетого в черное, в котелке на голове и в белом кашне вокруг шеи; вторым светлым элементом его гардероба были замшевые перчатки.

Мужчина задумчиво глядел на туман, клубящийся над рельсами и под стеклянно-стальной крышей перонного зала. Минут за тридцать до настоящего момента, направляясь на извозчике на вокзал, он проехал мимо маячащего в темноте костёла святой Елизаветы. Это монументальное здание — реплика венского собора святого Стефана, на мгновение пробудил в нем память о счастливых временах молодости в городе на Дунае. Теперь же он находился в городе над подземной рекой, а последние его воспоминания были такими же мертвыми и нереальными, как львовский Стикс. Попельский еще раз поглядел на таблицу, сообщавшую, что через пять минут на перрон въедет поезд дальнего следования из Берлина, сообщением через Бреслау, Оппельн, Катовице, Жешув и Пшемышль.

Поезд выехал из тумана, многократно увеличив его объемы собственным паром, словно и сам был призраком. Попельский буквально подскочил, когда локомотив загудел и зашипел буквально в паре метрах от него. Мужчина остановился и ждал. Через мгновение поезд остановился, начали хлопать двери. Люди высаживались, таща за собой сундуки и чемоданы. Какая-то дама выглядывала носильщика и громко возмущалась его отсутствием. На перроне высились горы пакетов. Один только мужчина среднего роста, зато с массивной, квадратной фигурой, никакого багажа не имел, если не считать небольшого несессера, походившего на врачебную сумку. Он подошел к Попельскому, и они дружески поприветствовали один другого. Виделись они чуть более недели назад в Катовицах, тем не менее, увидав друг друга, очень обрадовались.

Попельский еще не успел нарадоваться Моком, когда увидал у того за спиной крепко сложенного мужчину. Он отодвинулся от своего немецкого коллеги и встретился взглядом еще с одним мужчиной — невысокого роста, с узким, лисьим лицом.

— Разрешите, господа, — Мок обернулся к двум незнакомцам. — Эдуард, это господа Корнелиус Вирт и Генрих Цупица, мои люди для специальных поручений.

Львов, вторник 9 мая 1939 года, полдень

Попельский закончил свой рассказ, отдышался и поднялся со стула. Леокадия, онемев, даже боялась глянуть на своего двоюродного брата. Никогда еще тот не вызывал в ней такого чувства страха. Она не могла поверить, что помимо хорошо ей известного мира — бриджа по вечерам в семействе асессора Станьчака, чтения по утрам, извечных домашних ритуалов, напеваемых Ганной молитв, пряничков-юрашков и кондитерской Залевского — существует совершенно иной мир: темные и скрытые районы садистов, сумасшедших, морально деформированных безумцев, предавшихся грубым желаниям; монстров, которые выгрызают у девственниц щеки или онанируют над кроваткой собственного ребенка. Ее кузен знал весь этот мир минотавров, содомитов и извращенцев, и даже пытался этот мир исправлять к лучшему. Словно Тесей входил он в лабиринт, но, в отличие от мифического героя, не возвращался в ореоле славы на родину с Ариадной, но в собственное ледовое одиночество, которое делил с чудаковатой старой девой.

Зазвонил телефон. Леокадия вздрогнула.

— И снова день добрый, пан начельник, — услышала она голос Эдварда. — От всего сердца хочу извиниться за свое предыдущее поведение, когда я позволил себе бросить трубку на аппарат… Да, я знаю, это ужасно… случившееся с этим мальчиком… Хенем Пыткой. Да, да, ужасно и в политическом плане крайне опасно…

— …

— Да, я знаю. К сожалению, я должен только подтвердить собственное решение… Нет… Решения я не поменяю… Я подаю в отставку и ухожу на пенсию…

— …

— Я должен помочь дочери и заняться внуком после того, как тело ее мужа, а моего зятя, доктора Воронецкого-Кулика было найдено в подземных катакомбах над Пелтвой… Нет, пан начельник ничего не должен мне напоминать. Знаю, знаю… Такой скандал…

— …

— Нет, мое решение окончательное. Завтра я принесу заявление об отставке на подпись. Прощайте, пан начельник. Adieu!

Последние слова были произнесены чуть ли не со смехом. Попельский повесил трубку и вернулся в гостиную. Он придвинул себе стул и присел рядом с Леокадией. Положил руку на ее худеньком плече.

— Ну все, моя дорогая. Я уже не полицейский. — Он поцеловал кузину в висок. — Я стал судьей и палачом. А ведь нельзя быть одновременно и судьей, и палачом, и полицейским.

— Выходит, сейчас ты будешь заниматься только первыми двумя профессиями, — глянула на него с некоторым интересом Леокадия.

— Не совсем. — Попельский поднялся и начал ходить вокруг стола в приливе неожиданной энергии. — Нет, сейчас я стану заниматься другим. Я буду следопытом и охотником. Подобный человек — это частный детектив. Это, помимо, латыни, я умею. Или на старость я должен обучать латыни?

— И кто же станет твоей первой добычей?

Леокадия всматривалась в двоюродного брата с таким любопытством, словно сейчас играла с ним в бридж и теперь ожидала его ответа относительно тузов.

— А ты как думаешь?

— Убийца маленького Пытки?

— Это будет первым моим делом. Даже если никто мне не заплатит…

— И что ты сделаешь с убийцей, когда уже его поймаешь? Его встретит то же самое, что и твоего зятя?