Голова Минотавра - читать онлайн книгу. Автор: Марек Краевский cтр.№ 24

— Местечко для их рандеву, — закончил за него Заремба и с улыбкой повернулся к Цыгану. — А ты, Стефцьо, поосторожнее в этом Атласе. Ты же у нас такой миленький, худенький… Для них это лакомый кусочек… Как прецль ^[65]…

Все, за исключением Мока и Зубика захихикали. А вот аспиранту Цыгану, стройному молодому шатену в повязанном на шее шарфике, было совершенно не до смеха. На инсинуации Зарембы он ответил лишь презрительно фыркнув.

— Да, именно там они и уговариваются, — Попельский вернулся к прерванной теме, погоняемый суровым взглядом начальника. — Пан аспирант Валериан Грабский в первую очередь займется делами в отделах полиции нравов наших двух управлений, городского и воеводского. А после того отправится по тропам, обнаруженным в документах, расспросит директоров и швейцаров — в особенности швейцаров, они все знают! — городских бурс ^[66] и студенческих общежитий.

Грабский, невысокий и полный, выглядящий добродушным мещанином, щурил глаза от табачного дыма и записывал в блокноте указания Попельского. Его не запоминающаяся внешность заранее направляла его на работу в качестве тайного разведчика, и она же обманула уже не одного преступника.

— Еврейскую среду в поисках смуглого брюнета — педераста прочешет пан аспирант Герман Кацнельсон, — продолжал комиссар. — Прошу не забывать, пан аспирант, о наших армянах, а так же о беженцах из советского Закавказья. Пан криминальный директор Эберхард Мок, комиссар Вильгельм Заремба и я лично посетим все сиротские дома и школы во всем воеводстве.

— Прошу прощения за то, что вмешиваюсь, — словно пружина сорвался с места доктор Пидгирный, — но вы, пан комиссар, забыли про русинов.

— О ком? — спросил удивленный Мок.

— Русины… — Попельский старательно подбирал слова. — Это наши сограждане украинской национальности, вероисповедания, в основном, греко-католического, гораздо реже — православного. Во Львове и в юго-восточных воеводствах они представляют значительный процент населения. Присутствующий здесь доктор Иван Пидгирный как раз является русином.

— Понял, — сказал Мок, вопреки всему тому, что деялось у него в голове. — А они важны для нашего следствия? Они, что, все смуглые?

— Вот видите, доктор? — весело рассмеялся Попельский. — Вы повсюду выискиваете дискриминации русинов. Даже если среди них не хотят искать убийцу. Я же попросту упоминаю все остальные национальности, а про русинов не упомянул ни словечком! Почему так? Криминальдиректор Мок задал очень хороший вопрос! Нет, пан директор Мок, смуглая кожа вовсе не является отличительным признаком русинов. Они ни в чем от нас не отличаются.

— Уж мне не знать, что такое дискриминация! — Пидгирный не привык так легко отступать.

— А что же такого с вами стряслось? — вновь заинтересовался Мок.

— А знаете, — ответил доктор, — что меня заставляли поменять имя и фамилию на польские? На "Ян Подгурны"! Преподаватель университета не может зваться Иваном Пидгирным! И что это, как не дискриминация!

— Да не преувеличивайте, пан доктор, — возмутился Грабский, говоря по-польски. — В университете работают и другие русины, хотя бы тот археолог, доцент Стырчук, что сражался в Сичевых Стрельцах ^[67]! А еще…

— Господа, господа, — перебил их Зубик, — не будем мучить директора Мока нашими местными сварами. Пан доктор, — обратился он к Пидгирному, — вы являетесь одним из лучших судебных медиков в Польше, и без ваших экспертиз мы бы ничего не смогли сделать. И сейчас, самое главное — именно это, а не украинско-польский конфликт! Господа, у меня вопрос. — Зубик стал устраиваться на стуле, так что тот беспокойно заскрипел. — Зачем вам втроем прочесывать сиротские дома? В поисках подозреваемого и его моральных извращений? Ведь этим может заняться и один пан Грабский. В свою очередь, а зачем нам эти сиротские дома вообще?

— Пан криминальдиректор Мок все вам объяснит.

Попельский поглядел на немца.

Мок поднялся с места и поглядел на собравшихся. Именно этого не хватало ему в течение трех лет. Летучек, концентрации, удачных вопросов, перебрасывания мнениями, приправленными политическими дискуссиями. В Бреслау уже нельзя было дискутировать о политике. Можно было признавать исключительно одни истинные взгляды и почитать австрийского капрала. Мок облегченно вздохнул. Ему так не хватало этого затянутого табачным дымом мира совещаний, ругани и поиска следов! В далеком Львове он нашел то, по чему тосковал в своем стерильном кабинете, где осуществлял анализ данных и писал бесконечные отчеты и доклады.

— Господа, — Мок говорил медленно и четко. — Мы не будем искать в сиротских домах следов подозреваемого. Там мы будем искать следов жертв. Мы обязаны их идентифицировать, ибо этот след может привести нас к убийце. Вчера, за шахматами мы дого беседовали об этом с комиссаром Попельским. Мы задали друг другу вопрос, почему никто не узнал зверски убитых девушек, несмотря на превосходную реконструкцию их лиц, проведенную присутствующим здесь доктором Пидгирным? Почему никто не заявил об их исчезновении?

— Потому что они могли быть сиротами! Естественно! — поддержал его Пидгирный. — Они могли быть воспитанницами какого-нибудь детского дома.

— За работу, господа! — воскликнул Зубик. — Все знают, что им делать?

В комнате раздался скрип отодвигаемых отодвигаемых стульев, шелест перелистываемых страничек, зашипели папиросы, которые гасили в пепельнице с мокрым песком. Мок вздохнул полной грудью. Вот чего ему не хватало! Впервые в жизни он с благодарностью подумал о Краусе, которых хотел сослать его в изгнание, но вместо того пробудил в Моке нечто, чего никто уже, похоже, не искоренит: радостное возбуждение следователя, который на своем знамени мог выписать девиз: "Investigo, ergo sum" (Выслеживаю, следовательно, существую").

Львов, понедельник 25 января 1937 года, три часа дня

Мок, Попельский и Заремба стояли на лестнице здания на Лонцкого и глядели уверенными, твердыми взглядами в фотовспышки, которые, ежесекундно, освещали их фигуры неестественно ярким белым светом. Они выдвигали челюсти и грудь, втягивали животы — словом, делали все, чтобы читатели львовских газет в сегодняшнем вечернем издании увидели городских ковбоев, решительных и готовых на многое, лишь бы только схватить людоеда и девичьего насильника.