Как раз в эту сторону поехал Мок и через четверть часа добрался до бункера. Велись там лихорадочные работы. Немецкие солдаты вместе с иностранными рабочими — судя по речи, поляками — выгружали какие-то коробки с большого грузовика и устанавливали их на пандусе. Узкоколейная железная дорога дымила паром и угольными выхлопными газами так обильно, как будто должна была отправиться в путешествие вокруг света.
Мотоцикл Мока миновал еще вагоны, пока наконец не добрался до места, где была развилка: железнодорожные пути шли куда-то — как он думал — в направлении Дойч Лисса, а влево уходил темный тоннель. Над развилкой, под потолком, висела на стальных пролетах освещенная дежурка, из нее на поверхность города вели металлические ступени. Аналогичными можно было спуститься в туннель.
Мок услышал усиленное через громкоговоритель: «Стоять!» — и почти стало ему тепло от большого пятна света, которое на нем лежало. Опустил воротник плаща, снял очки и посмотрел вверх. Один из охранников держал в руках мегафон, а другой — рефлектор.
— Пожалуйста, ваше имя, капитан, — мощный голос отражался о стены.
— Эберхард Мок, — крикнул капитан.
— Прошу подождать!
Световые кольцо отодвинулось немного с его лица. Мок надел пенсне. Он видел теперь ясно, как один из охранников запускает рукоятку радиостанции. Он разговаривал с кем-то некоторое время, после чего снял наушники.
— Счастливого пути, господин капитан, — услышал мощное пожелание. — Все время прямо, и через некоторое время доберетесь до подземных хранилищ фабрики Линднера.
Светящееся кольцо сдвинулось совсем с Мока и подпрыгнуло немного выше, сместилось влево и сгинуло в темном туннеле, ведущем в сторону рва. Капитан надел маску, затем очки, вытянул руку в знак благодарности и пнул в стартер.
Мотоцикл стартанул, разорвав своей фарой темноту туннеля. Водитель мало что видел, потому что луч света где-то терялся. Он знал с уверенностью, что стены построены из кирпича, а ширина туннеля позволяла разъехаться двум кюбельвагенам. Он чувствовал тоже сначала тихий шорох мокрого песка на дне туннеля, потом довольно четкое журчание воды.
Между стоящий воротником плаща и шеей попала капля воды, скатилась вдоль позвоночника. Мок вздрогнул, а мотоцикл немного занесло. В отдалении замерцали какие-то огни.
Мок остановился.
Воды на дне туннеля было гораздо меньше, с потолка уже не капало. Я проехал под каким-то каналом, подумал он, и приближаюсь к фабрике Линднера.
Он не ошибся. Через минуту он оказался как будто на подземном перекрестке, на котором вместо управляющего движением полицейского сидел на цундаппе толстый сержант в шлеме. Когда он увидел Мока, поднял руку, приказывая ему остановиться. После осмотра личности задержанного не потребовал даже документов. Овальным движением руки разрешил дальнейшую езду.
— На фабрику Линднера — это сюда? — спросил Мок, глядя на первый поворот налево.
— Нет, — засопел толстый сержант. — Второй налево!
Мок поблагодарил его и двинулся.
Подземный Бреслау наполнял его уверенностью и спокойствием. Его прямые улицы были как лучи рационализма, его перекрестки были в проекциях Мока как столкновения концепций мышления, которые с потрясающей точностью уходили — каждая в свою сторону.
Круговой перекресток, через который проезжал, был как философские системы, сформированные в самую совершенную сферическую форму — упорядочивали хаос движения и вводили смысл в разветвления и сомнения. Ум Мока создавал вместе с ordo subterraneus один большой монистического миропонимания организм — о структуре прозрачной и справедливом порядке.
Бреслау, четверг 22 марта 1945 года, час дня
Мок свернул с широкого туннеля в последний узкий участок, направляющий к складам Линднера. Длиной около двухсот метров, очень неудобный, был на самом деле железнодорожным тоннелем, по его дну бежали рельсы. Мотор натыкался поэтому постоянно о шпалы, а внутренние органы Мока попали в такую вибрацию, что чуть не вырвало.
Проехал в конец и остановил с облегчением машину в конце туннеля. Двое часовых в бронированной дежурке улыбнулись при виде затвердевшего лица Мока — по-видимому, не в первый раз столкнулись с такой реакцией.
— Перед въездом в железнодорожный тоннель горел знак запрета въезда? — спросил один из охранников, просмотрев удостоверение Мока.
— Ничего не горело, — прошептал капитан.
— Опять сломалось, Курт. — Караульный утратил юмор. — Исправь это, в конце концов, черт побери! Кто здесь электрик?
— Так точно, господин лейтенант! — ответил отруганный Курт.
— Простите, капитан, что я завелся, — усмехнулся командир блокпоста. — Но это очень опасно. Если свет не горит, то люди въезжают в туннель так, как вы. А если бы с противоположного ехала эта разгоряченная дрезина, то что бы было? — Он указал рукой на машину, стоящую за постом.
— Это должно быть исправлено до восьми часов вечера, понимаешь, баран! — заорал он снова на Курта. — В это время комендант лагеря возвращается домой дрезиной, — добавил он, видя удивленный взгляд Мока.
— Прошу, господин капитан, за дрезиной есть подъемник, которым вы можете поехать вместе с мотором.
Мок, сбитый с толку подскакиванием на железнодорожных шпалах и быстрым, как пулемет, произношением лейтенанта, махнул рукой в знак благодарности и двинулся дальше. За дрезиной въехал на подъемник и заглушил мотор. Солдат, обслуживающий подъемник, закрутил рукоятку и запустил мотор. Через некоторое время Мок оказался в одном из фабричных цехов. Проехал через зал к выходу.
Пришлось остановиться, так поразило его солнце. Уже издалека он увидел ворота фабрики, а за ней лагерь. Проследил в его направлении. Мок хотел оставить мотор перед воротами, но охранник поднял шлагбаум, показывая ему дорогу между проволокой, ведущую к бараку, где находилась комната свиданий, медицинский пункт и комендатура лагеря.
Мок был удивлен вежливым и неуставным поведением охранника, который даже не потребовал удостоверения и не выдал никакого пропуска. В конце концов впустил меня только между проволоки, подумал он, паркуя мотоцикл около кустов черной бузины, окружающих бараке. Ты очень осторожный и педантичный; думаешь, что все такие, как ты? Мир сошел бы с ума, если бы был населен индивидами типа Мока. Ты хочешь, чтобы какие-то мелкие несоответствия с твоими представлениями о правильном действии других испортились тебе прекрасное мгновение, в котором передашь этой несчастной женщине сообщение о справедливой мести — блаженство богов?
— Дорогой профессор! — крикнул он при виде Брендла. — Я отдаю вам мотор с сердечной благодарностью! Мне больше не понадобится! Сегодня ночью русские отмерили кару убийце панны Флогнер! Поймали его на Викторияштрассе в мундире СС! Я кинул его большевистским бестиям на съедение. — Мок шел в сторону профессора с протянутыми руками, как будто хотел его обнять. — Как вы думаете, что ему могли сделать? Или его душу уже окунули в смолу, или его тело мерзнет в Сибири! Tertium non datur
[21], профессор!