На другом конце прозвучал жизнерадостный, хотя и несколько встревоженный голос:
– Кэролайн, это Гейнор. Просто звоню узнать, как вы. С вашим мужем все в порядке?
Господи, какая она милая. Если бы только не в такой ужасный момент. Старший полицейский пристально смотрел на меня, покачивая ногой, лежавшей на колене.
– Привет, Гейнор, – сдавленным голосом ответила я. – Все в порядке. Я… – Я замолчала, понимая, что каждое мое слово слышат, а возможно, и записывают. – У меня тут сложная ситуация, но обещаю, я вам перезвоню, как только смогу.
Я взглянула на ближайшего полицейского, того, что стоял с наручниками наготове. Мой взгляд упал на его бляху, висевшую у левого бедра: знак его должности, его власти. Внезапно, как порыв свежего воздуха в комнате, меня осенило: должность Гейнор в библиотеке может сыграть мне на руку.
– Вообще-то, Гейнор… – Я прижала телефон поплотнее к уху. – Возможно, вы могли бы мне помочь.
– Да, конечно, – ответила она. – Что угодно.
– Я в больнице Святого Варфоломея, – сказала я, и полицейские странно на меня посмотрели.
– В больнице? С вами все хорошо?
– Да, со мной да. Я на третьем этаже, рядом с отделением интенсивной терапии. Может быть, вы могли бы приехать? История длинная, но я объясню, когда смогу.
– Хорошо, – сказала она. – Выезжаю к вам через пару минут.
От облегчения у меня опустились плечи.
– Женщина, которая звонила, моя подруга и коллега, – сказала я полицейским, отключив телефон. – Она работает в Британской библиотеке, она помогала мне с исследованием. Решите вы меня арестовать или нет, надеюсь, вы сперва ее выслушаете.
Мужчины посмотрели друг на друга, и тот, что сидел напротив меня, сделал пометку в записной книжке. Через несколько минут он взглянул на часы и побарабанил тремя пальцами по столу.
Это была последняя отчаянная попытка. Гейнор понятия не имела, что я вломилась в лавку аптекаря или сделала снимки журнала, и ни разу за то время, что мы вместе работали, мы не делали заметок о вещах вроде опиума, табака или мышьяка. Я молилась, чтобы полицейские не показали ей блокнот, но приходилось идти на риск. Лучше признаться Гейнор, чем быть арестованной за что-то, чего я не делала.
В конце концов один из полицейских нашел Гейнор в приемном покое; она вошла в комнату с ужасом на лице, возможно, думая, что присутствие полицейских означало, что с Джеймсом случилась трагедия. Я не хотела ее так встревожить, но поговорить наедине было уже никак нельзя.
– Здравствуйте, – сказала она, увидев меня. – Что происходит? С вами все в порядке? Как ваш муж?
– Почему бы вам не присесть, – начал старший полицейский.
Он указал на свободный стул, Гейнор села, прижав к себе сумочку. Ее взгляд упал на мой блокнот, но он лежал довольно далеко, так что я подумала, что она едва ли сможет что-то прочитать.
– Мы собирались отвезти миссис Парсуэлл в участок для дальнейшего опроса, – пояснил полицейский, – по поводу опасного вещества, которое сегодня проглотил ее муж, и некоторых необычных заметок, обнаруженных в ее блокноте, которые, возможно, связаны с происшествием.
Я покачала головой. От того, что Гейнор сидела рядом со мной, у меня прибавилось смелости.
– Нет, не связаны, как я и сказала.
Гейнор сделала движение в мою сторону, как будто хотела взять меня за руку – чтобы успокоить меня или себя саму, я не могла сказать.
Полицейский склонился к Гейнор, и его горячее, пахнущее табаком дыхание долетело до нас через стол.
– Миссис Парсуэлл сказала, что вы, возможно, кое-что нам объясните. – На этих словах Гейнор мгновенно переменилась: секунду назад она, казалось, меня жалела, теперь же ее плечи оборонительно напряглись. – Мы так понимаем, вы работаете в Британской библиотеке?
Гейнор бросила на меня быстрый взгляд.
– Какое отношение это имеет к моей работе?
Горло мне сдавило раскаяние. Я попросила Гейнор приехать в больницу, потому что мне нужна была помощь – меня нужно было спасать. Теперь я понимала, как это глупо, я втянула другого человека в свои неприятности. Упаси бог, Гейнор решит, что я обманом ее в это втравила. Она не сделала ничего дурного, и все же я заманила ее, и теперь она сидела рядом со мной, пока меня допрашивали двое полицейских.
Я сделала глубокий вдох.
– Они не верят, что я занимаюсь аптекарем. Поэтому я сказала им, что вы работаете в библиотеке. – Я повернулась к старшему полицейскому. – Я дважды была в библиотеке. Я просматривала карты. Искала онлайн…
Я нарочно сказала «я», а не «мы», потому что хотела исключить из происходящего Гейнор – отодвинуть ее от своих неприятностей как можно дальше.
Я выдохнула, часы на стене продолжали тикать, прошла еще минута. Еще минуту я проторчала тут, пытаясь объясниться, пока Джеймс боролся за свою жизнь.
– Эти полицейские, – сказала я Гейнор, – кажется, думают, что я имею какое-то отношение к болезни моего мужа. У него сегодня началась простуда, и я предложила воспользоваться эвкалиптовым маслом. Надо было втереть его в грудь, в кожу, но он его выпил. К несчастью, оно очень токсично.
Я устало взглянула на свой блокнот, желая, чтобы он растворился в воздухе, – во многих смыслах жалея о том, что нашла флакон и вообще узнала об аптекаре.
Я положила руки на стол, готовясь попросить Гейнор о том, что мне было нужно.
– Медики нашли мои заметки и вызвали полицию. Не могли бы вы подтвердить перед этими полицейскими, что работаете в библиотеке и что я дважды была у вас по поводу аптекаря? Что это не какая-то ложь, которую я сочинила прямо сейчас?
На мгновение мне стало легче от того, как Гейнор отреагировала на эти слова. Я наблюдала, как она медленно осознает получившееся совпадение, весь его ужас. Лампа дневного света над нами продолжала мерцать, пока мы все ждали ответа Гейнор. Возможно, она придет мне на помощь, не спрашивая ничего о заметках – вообще не читая записи в блокноте. Тогда мне не придется объяснять ей, о чем я умолчала.
Гейнор набрала воздуху, чтобы заговорить, но прежде, чем она что-то сказала, полицейский, сидевший напротив, взял блокнот и – к моему ужасу – развернул его к ней лицом.
Мне хотелось перепрыгнуть через стол, отшвырнуть блокнот и задушить полицейского. Он понимал, что Гейнор почти вступилась за меня. Он это видел, как и я, и приберег свою уловку напоследок.
Делать было нечего, только принять неизбежное. Я внимательно смотрела, как взгляд Гейнор скользил по странице. Вот и все: правда наконец вышла на свет. Названия непонятных ядов, переписанные из журнала аптекаря; нацарапанные на полях случайные даты и имена, которыми мы с Гейнор не занимались в библиотеке, и, конечно, самая обличающая фраза: «Количество неядовитого вещества, необходимое, чтобы убить».