Нелла помедлила с пером в руке, услышав мои слова. Но не ответила, а уперлась кончиком в пергамент и стала писать.
«Мисс Беркуэлл. Любовница и кузина лорда Кларенса.
Шпанская мушка. 9 февраля 1791 года. По заказу его жены, леди Кларенс».
Поставив последнюю точку, она задержала перо на пергаменте и выдохнула, и я была уверена, что за этим неизбежно последуют слезы. Наконец, она отложила перо в сторону, и где-то снаружи раздался затихающий раскат грома. Она повернулась ко мне, глаза ее были темны.
– Милое дитя, дело в том… – Она помедлила, подбирая слова. – Дело в том, что у меня прежде не бывало такого чувства.
Я задрожала, словно в комнате стало холоднее.
– Какого чувства?
– Чувства, что нечто вот-вот пойдет чудовищно, чудовищно не так.
В тишине, наступившей после – потому что я не знала, как отвечать на ее пугающие слова, – я уверилась в том, что нас обеих преследует какое-то безымянное незримое зло. Мог ли дух мистера Эмвелла начать преследовать и Неллу? Взгляд мой упал на потертую бордовую книгу, так и лежавшую на столе. «Книга чародейства». Нелла сказала, что она предназначена для повитух и знахарей, но в надписи на внутренней стороне задней обложки упоминался адрес книжной лавки, где книгу купили, – места, где я, возможно, смогу найти еще какие-то тома на ту же тему.
Если мой страх перед духом мистера Эмвелла был достаточной причиной, чтобы наведаться в лавку, ощущение неизбежного рока, охватившее Неллу, стоило того, чтобы поспешить.
Снаружи по-прежнему слышался приглушенный шум дождя; гроза еще не кончилась. Если Нелла и в самом деле меня выпроводит, я проведу долгую сырую ночь на слякотных улицах Лондона. Я не вернусь в дом Эмвеллов, пока нет, и я сомневалась, что мне достанет храбрости прокрасться в чужой сарай, как любила делать Нелла.
– Я собираюсь утром сходить в книжную лавку, когда дождь кончится, – сказала я Нелле, указывая на чародейскую книгу.
Она подняла брови; скептический взгляд, к которому я уже привыкла.
– Ты все еще хочешь найти средство, чтобы отвадить от дома духов?
Я кивнула, и Нелла тихонько фыркнула, потом зевнула в ладонь.
– Малышка Элайза, тебе пора. – Она шагнула ко мне, в глазах ее была жалость. – Ты должна вернуться в дом Эмвеллов. Я знаю, ты очень боишься, но уверяю тебя, твои страхи напрасны. Возможно, когда ты ступишь на порог и объявишь, что вернулась, всякие остатки духа мистера Эмвелла, истинные или воображаемые, улетучатся, и вместе с ними – тяжесть у тебя на сердце.
Я уставилась на нее, потеряв дар речи. Все это время я понимала, что она может меня прогнать, но теперь, когда она вот так это сказала, я поверить не могла, что у нее хватит злобы так легко меня выгнать – и к тому же под дождь. В конце концов, я перетерла больше жуков, чем она; она не смогла бы справиться без меня.
Я поднялась со стула, в груди у меня горячо стучало, и я чувствовала, как пощипывают подступавшие к глазам ребяческие слезы.
– Вы н-не хотите меня больше видеть, – заикаясь, произнесла я и всхлипнула, потому что вдруг поняла, что грустно мне не оттого, что меня отсюда гонят, но оттого, что я больше не увижу свою новую подругу.
По крайней мере, Нелла была не каменная, потому что она встала, зашаркала ко мне и крепко меня обняла.
– Я не хочу, чтобы вся твоя жизнь состояла из прощаний, как моя. – Она отвела с моего лица волосы тыльной стороной руки. – Ведь ты не испорчена, дитя, а я – не то общество, с которым тебе стоит водиться. Ступай, прошу тебя.
Она взяла со стола чародейскую книгу и вложила ее мне в руки. Потом резко отстранилась от меня, отошла к очагу и больше на меня не смотрела.
Но когда я вышла сквозь тайную дверь, уходя от Неллы навсегда, то не могла не оглянуться в последний раз. Нелла склонилась к теплу очага, словно собиралась в него упасть, и, точно знаю, за ее неровным дыханием я услышала плач.
18. Кэролайн. Наши дни, вторник
В тот вечер, когда стемнело, я вышла из гостиничного номера тихо, как только могла, стараясь не разбудить Джеймса, который крепко спал на диване. Я оставила у телевизора короткую записку: «Вышла поужинать на ночь. К.» – и надеялась, что он какое-то время не проснется и не увидит ее.
Я тихо закрыла за собой дверь, нетерпеливо дождалась пустого лифта и поспешила через гостиничный вестибюль. Мраморные полы подо мной сверкали, как зеркало, ярко и отполированно. Я нагоняла свое отражение, и лицо мое светилось от ощущения риска и подъема, каких я не переживала много лет. Я захватила с собой яблоко и бесплатную бутылочку воды со стола в вестибюле, сунула их в сумку, перекинутую через плечо, но не стала доставать ни телефон, ни карту – я уже ходила этой дорогой.
Час был поздний, улицы были далеко не так оживлены, как вчера: машин немного, пешеходов еще меньше. Я еще раз быстро добежала до Медвежьего переулка, вечерний воздух вокруг меня был спокоен и прохладен, пока я шла мимо мусорных баков и контейнеров от фастфуда, которые видела сегодня утром; все они замерли во времени, словно с моего прошлого прихода даже ветерок их не шевелил.
Склонив голову, я дошла до конца переулка и едва ли не с удивлением снова их увидела: железные ворота, окруженные каменными столбами, заросший пустырь, и – я вытянула шею, чтобы заглянуть через ворота, – да, дверь. Она была важна уже по-новому, учитывая время, что я провела в Британской библиотеке, изучая с Гейнор старые карты. Мне казалось, я знаю тайны этого места: когда-то где-то здесь был маленький проход, называвшийся Малым переулком; а дальше стояла тюрьма Флит; и даже Фаррингдон-стрит, широкая дорога в нескольких шагах отсюда, раньше называлась по-другому. Неужели все со временем пересоздается заново? Мне начинало казаться, что у каждого человека, у каждого места есть нерассказанная история и прямо под поверхностью лежит давно похороненная правда.
Этим утром я была благодарна, что в зданиях, окружавших Медвежий переулок, есть окна на случай, если вдруг водопроводчик решит подойти слишком близко. Но теперь я не хотела, чтобы меня видели, поэтому и решила выйти из гостиницы после того, как стемнеет. Небо было темно-серым, только на западе мерцал последний намек на солнечные лучи. Несколько окон в зданиях вокруг были освещены, и я видела внутри столы и компьютеры, а в одном – биржевой тикер с вспыхивавшими на экране яркими красными буквами. К счастью, внутри не задержался никто из припозднившихся сотрудников.
Я опустила глаза. У нижнего края ворот была прикреплена небольшая красно-белая табличка, которую не заметила я утром: «ВХОД ВОСПРЕЩЕН. ЧАСТНЫЕ ВЛАДЕНИЯ. Пост. 739-B». Волосы у меня на загривке встали дыбом от нервов.
Я подождала минуту; никакого движения не было, только пара воробьев порхала неподалеку. Я затянула ремень сумки, поставила ногу в выемку от выпавшего камня у основания столба и подтянулась наверх, где повисла в неустойчивом равновесии. Если у меня и было время передумать, то сейчас. Даже сейчас я еще смогла бы придумать хоть какое-то объяснение. Но стоит мне перебросить ноги и спрыгнуть по другую сторону ворот? Все. Нарушитель как есть.