Когда вернулся, с Дариной уже вовсю общался какой-то мужчина. Явно старше большинства посетителей, лет сорока, хоть и молодящийся вовсю.
— Развлекаю вашу даму, — сказал он при моём появлении. — Рассказываю историю этого старинного особняка…
Мужчина был слегка навеселе и явно пришёл сюда в надежде уйти не в одиночестве. Но вёл себя не вызывающе, сразу отступил на полшага, и я кивнул ему. Взял Дарину под руку.
— Пойдём дальше…
В следующей комнате бурлила основная туса. Народ кто стоял, кто сидел на мягких креслах-мешках, а то и просто на полу. В углу громоздилась звуковая аппаратура, ди-джей крутил что-то умеренно мелодичное и чересчур громкое. В центре зала девушка, миниатюрная и совсем юная, читала стихи.
Мы встали у стены, прислушались. Голос у девчонки был тонкий, пронзительный, пробивался даже сквозь музыку.
— Пойманные капканом созвездий,
В поисках предназначения,
Мы ожидаем от неба известий,
Выхода из заточения.
Ждём, повторяя слова и числа,
В лицах читая знаки, —
Поколение, не знавшее смысла,
Запертое в саркофаге…
Дарина дёрнула меня за рукав. Спросила:
— Это хорошие стихи?
Я замялся.
— Не знаю. Неумелые!
— Но в них что-то есть?
— Что-то есть, — согласился я. — Ты же читала книжки.
— Лишнее забываю, — отмахнулась она. — А со стихами очень трудно. Не всегда сразу понятно, что лишнее, а что нужное.
— Как в жизни, — ответил я.
— Как в жизни, — согласилась Дарина. Мне показалось, что даже сквозь зеркальные очки взгляд её был тревожным. — Максим…
Я глазами спросил: «Что?»
— У нас всё в порядке?
— Сейчас подумаю, — ответил я и глотнул пива. Оно было совсем как настоящее. — Восемь лет назад Землю завоевали Инсеки. Но это не очень важно, потому что мы и так были завоёваны — собственными прародителями. Луну раздробили на кусочки, молодёжь собирает эмоциональные плевочки для Продавцов, больных детей отдают на Изменение и отправляют воевать за Инсеков…
— Я не про жизнь! — Дарина даже топнула ногой. — Я про нас! Про тебя!
Не знаю, что меня так переклинило. Я ведь вёл сюда Дарину, чтобы её развеселить. Чтобы как-то протянуть эту ночь, дождаться утра и пойти к Продавцу. Не для выяснения отношений!
Сама эта тусовка, которых я не особый-то и любитель? Свет, звук, стихи? Тот гормональный фон, что создают в замкнутом пространстве три десятка молодых парней и девчонок, в большинстве уже разбившихся на пары? Лёгкий запах травы в воздухе?
— Про меня? — спросил я. — Какое это имеет значение? Я призванный. Я себе не принадлежу. Я — часть Гнезда.
— Я сняла Призыв! — выкрикнула Дарина.
— Ты же знаешь, что Призыв нельзя снять до конца, — тихо ответил я.
Она услышала. Замерла.
— Что там, в комплекте? — поинтересовался я. — Ногти быстрее растут? Бесплодие? Что ещё?
Дарина молчала.
— А как у Миланы? — спросил я, понимая, что это удар на добивание. — У неё такие же последствия Призыва? Ладно со мной, а её ты почему не предупредила?
— Нас бы всех убили, — прошептала Дарина. — И её тоже.
— И всё равно она должна была знать! — выкрикнул я. — И я должен был знать, на что иду!
Дарина развернулась и бросилась через комнату вглубь помещения. Я постоял мгновение, потом пошёл к стойке бара. Там как раз никого не было, кроме парня-бармена.
Ну а что?
Другим помогает, может, и мне сгодится.
— Сделай что-нибудь покрепче, — попросил я.
Бармен глянул на меня, потом стал смешивать в высоком стакане напитки из разных бутылок. Спросил:
— Поругался?
— Ага, — ответил я.
— Не поможет, — сообщил бармен.
— Сам решу.
Бармен усмехнулся, доливая стакан колой.
— Мне-то что? Несчастная любовь — это двадцать процентов моего дохода.
— А остальное — счастливая? — спросил я, глядя, как падают в стакан кубики льда.
— Если бы. Счастливые не пьют. Остальное — несбывшиеся амбиции, поиски смысла жизни и прочие печали.
Я молча расплатился, потянул через соломинку коктейль. Сладко и крепко. Достаточно сладко, чтобы не было понятно, насколько крепко.
— А что, кто-то ещё ищет в жизни смысл? — спросил я.
— О, да! Но это проходит с возрастом.
Кивнув, я вернулся в комнату с молодыми поэтами, там читал стихи мужчина, который пытался знакомиться с Дариной. До меня донеслись лишь отдельные фразы — про ночь, полную страсти и огня, про день, полный раскаянья и сожалений. Извиняясь на каждом шаге, я протолкался мимо поэта, вышел в короткий коридор. Мне уже было не по себе.
Зачем, ну зачем я сорвался?
Налево я увидел две двери туалетных комнат, направо — выход на широкий балкон или, скорее, маленькую террасу. Терраса нависала над захламлённым и грязным двором-колодцем совершенно питерского вида. Дом, такой красивый с фасадов, здесь был совершенно непригляден: облупившиеся некрашеные стены, небрежно запененные проёмы окон, какие-то кондиционеры и вентиляционные короба промышленного вида. Судя по пепельницам, терраса использовалась курильщиками, но сейчас там стояла лишь Дарина. Она прислонилась к перилам и смотрела вверх. Над колодцем плыло лунное кольцо, сейчас белёсо-серое, словно пригашенное.
Я встал рядом. Глотнул из стакана. Спросил:
— Смотришь на кольцо?
— Нет, — ответила Дарина как ни в чём не бывало. — На Росс сто двадцать восемь. Это красный карлик в созвездии Девы. Знаешь астрономию?
— Созвездия немножко знаю, — сказал я. — Дева… и где она?
— Вот там, — Дарина подняла руку. — Крошечная красная точка. Примерно посередине между Спикой и Регулом. Тусклая. Там есть планета, называется Саельм. Холодная.
— Там воюют? — спросил я.
— Нет. Она малоинтересна как колония, своей разумной жизни не имеет. Там тренировочный лагерь и перевалочный пункт. Это одна из ближайших к Земле баз Инсеков. Была отбита у Прежних в начале двухтысячных. На Земле даже зарегистрировали радиошум от… неважно. Нас часто отправляют туда, а потом — дальше, по всем секторам, где идут бои.
— А… — сказал я, глядя на мерцающую красную точку.
— Люди не видят эту звезду невооружённым глазом, — сказала Дарина. — Да ещё и с такой засветкой, как в Москве.
Она помолчала.
— Это тоже следствие Изменения, которое вызвал в тебе Призыв.