К сожалению, он держался слишком близко к Наське, чтобы стрелять в него.
Поэтому я всадил седьмую пулю в спину курильщика. Сигареты вредят здоровью.
Пробежав мимо каменеющего и хрипящего тела, я нацелился парню в костюме в живот. Тот попытался заслониться Наськой, но сейчас это было затруднительно, куколка, игнорируя удары, выворачивалась в сторону.
Так что я приставил пистолет к животу «клерка» и сказал:
— Отпусти.
Секунду тот колебался, потом отпустил Наську. Она повисла у него на поднятой вверх руке, заламывая кисть.
— Пистолет тоже, — сказал я.
Он явно размышлял, и поводов для обдумывания у него было ровно два.
— Не успеешь, — сообщил я. — А стрелял я семь раз.
Парень разжал руку, пистолет упал, Наська отцепилась, по-кошачьи ловко рухнула на тротуар, схватила пистолет и отступила на несколько шагов. Судя по тому, как щёлкнул не то взводимый курок, не то предохранитель, стрелять она умела.
— Не надо, — сказал парень, глядя на меня. Лицо у него оставалось спокойным, но в голосе слышался испуг. — Поговорим.
— Ты зачем обижал мою сестрёнку, скотина? — спросил я.
Мне очень хотелось выстрелить. Но делать этого было нельзя.
— Мы хотели поговорить, — сказал парень. — Только поговорить. Пистолет чтобы напугать.
— Давай я проверю, — с ненавистью сказала Наська.
— Не надо, — ответил парень. — Мне будет больно, но я не умру.
— Это хорошо, что больно, — сказала Наська и выстрелила.
Вот я не рискнул стрелять, когда она была так близко к противнику!
Пистолет негромко чпокнул — глушитель там, что ли? «Макаров» бил куда громче. Парень пошатнулся. В поле пиджаке появилась дыра, ткань стала стремительно намокать.
— Не надо, — повторил парень. — Мы не враги. Это недоразумение.
— И что, попросишь отпустить? — спросил я.
— Попрошу, — он облизнул губы. — Ты убил двоих наших. Мы не знали, что у тебя есть петрификационные патроны. Это наша вина, мы лишь хотели поговорить. Сейчас уже не время, отпусти… мы свяжемся.
— Что скажешь, Наська? — спросил я.
Куколка молчала. На щеке у неё проступал здоровенный кровоподтёк от заклёпки на опоре моста, и это меня очень злило… Представляю, как ей было больно.
— Отпусти, — решила Наська. И кровожадно добавила: — Убить всегда успеем.
— Вы послал Иван? — спросил я.
Парень покачал головой:
— Иван? Какой именно Иван?
Поскольку я молчал, он продолжил:
— Мы сами. Это наша инициатива.
Я толкнул парня, тот отскочил на несколько шагов. Сразу же зажал рукой рану. Посмотрел на Наську, на меня. Неожиданно сказал:
— Мы действительно не хотели такого развития событий. Мы приносим свои извинения.
Развернувшись, он рванул через дорогу. Очередная проезжающая машина возмущённо загудела.
Осмотревшись, я обнаружил две кучки песка и смятую одежду. Что ж, два-ноль в нашу пользу, если девушка-Слуга выживет.
— Ты как? — спросил я Наську.
Она поморщилась, опустила руку с трофейным пистолетом. Из глаз у неё покатились слёзы.
— Больно? — я подошёл, присел рядом. Осторожно потрогал щёку. — Ничего не сломала?
— Заживёт… у нас быстро заживает… — Наська всхлипнула. — Я не справилась! Я должна была тебя защищать!
— Так Гнездо тебя послало как телохранителя? — сообразил я.
— Угу…
— Глупая Наська, — я обнял куколку. — Да ты прекрасно справилась. Ты отвлекла двух уродов. В одиночку я бы ничего не смог!
— Точно?
— Ну конечно. Голову-то включи!
Наська утёрла слёзы, оглядела поле боя. Сунула мне пистолет:
— На…
Пошла и подняла валявшееся в стороне кепи, слетевшее в самом начале схватки. Отряхнула и водрузила на голову. Потом спросила:
— У тебя последний патрон был обычным?
— Да, — признался я. — Как поняла?
— Ты на этого… так смотрел. Если бы мог убить — застрелил бы. Хорошо, что он не понял.
Я кивнул.
Да, тут мне повезло.
Несмотря ни на что, этот офисный планктон в пиджачке мог бы укатать нас обоих. Мне, наверное, хватило бы одного удара. А потом бы он справился и с моей малолетней охранницей.
— Ну почему я не стража, — грустно сказала Наська. — Я бы их на кусочки порвала… ай!
Она отдёрнула руку от щеки.
— Очень хорошо, что ты не стража, — сказал я. — Пойдём-ка отсюда. Хотя постой, надо выкинуть одежду в реку.
Что мы и сделали. Никаких документов или другого оружия не нашли. Непонятную здоровенную пушку я засунул обратно в сумку и повесил сумку на плечо.
А потом мы продолжили путь.
Словно ничего и не случилось.
И скажу сразу — никаких переживаний я не испытывал. Сами напросились, переговорщики…
В старые времена мы бы далеко не ушли. Даже если бы рядом не оказалось прохожих, люди звонили бы в полицию из проезжающих машин, нас заметили бы видеокамеры с системами искусственного интеллекта, которых в центре было как грязи. К месту перестрелки кинулись бы полицейские патрули, сработал бы какой-нибудь план «Перехват», наши фотографии через минуту были бы в каждом смартфоне.
А сейчас, если даже нас и сняли камеры, — информация доберётся до участка не раньше дежурной машины, из которой выйдет офицер и, позёвывая, сменит в камере флешку. Водители (всё-таки в центре движение и сейчас активное) лишь прибавляли газа. Если кто-то из них и решит сообщить в полицию, ему придётся искать ближайший таксофон. Разве что из окон высотки перестрелку мог заметить какой-нибудь скучающий жилец — и броситься звонить правоохранителям.
Ну а дальше-то что? Без мобильной связи, с одними рациями и голосовой связью, это лишние минут пять-десять задержки.
А мы через десять минут уже были среди людей, гуляющих по парку Зарядье.
Когда тут в своё время неожиданно соорудили парк (говорят, таким образом президент наказал какого-то олигарха, пытавшегося оттяпать кусок земли в центре и построить там жилой комплекс с видом на Кремль), то главной заботой сотрудников было вырастить хоть что-то интересное в нашем суровом климате. Это где-нибудь в Европе, согретой Гольфстримом, даже зимой тепло и зелено.
Перемена всё изменила.
Теперь навевающий тоску газон «Северные ландшафты» сменился маленькой рощей кокосовых пальм и банановых деревьев под названием «Краснодарские сады», а на месте берёзок вырос «Крымский муссонный лес».