Бог. Новые ответы у границ разума - читать онлайн книгу. Автор: Дэвид Бентли Харт cтр.№ 47

Страница

VI

Воспринимайте эти наблюдения как угодно. Они подразумевают индуктивные подходы к нематериалистической концепции разума, а не дедуктивные доказательства какой-то конкретной теории взаимоотношений души и тела. Во всяком случае, ни один из этих вопросов не решен. Как академическая дисциплина, философия сознания, может быть, по своей природе особенно невосприимчива к заключительным утверждениям любого рода; в философии действительно нет другой области, в которой диковинное, расплывчатое, преднамеренно неясное и явно смешное терпят в таких больших количествах. Однако это, может быть, неизбежно. Возможно, что, как утверждают «новые мистерианцы», такие как Колин Макгинн, эволюция просто не наделила наш мозг способностью думать о мышлении или хотя бы понимать его. Однако я думаю, что гораздо более вероятно, что наши концептуальные ограничения накладываются на нас не только нашей биологией, но и историей интеллектуальных мод. То, что делает вопрос о сознании настолько неразрешимым для нас сегодня и, следовательно, столь плодородным источником путаницы и отчаянно бредовых изобретений, – это не столько масштаб данной логической проблемы, сколько наша негибкая и ограниченная в воображении верность определенной онтологии и конкретной концепции природы. Материализм, механицизм: они оба не особенно гостеприимны к логически последовательной теории сознания. Таким образом, мудрым курсом для нас может быть пересмотр нашей приверженности метафизике.

Однако, какую бы картину реальности мы ни выбрали, мы должны, по крайней мере, быть в состоянии сохранить какое-то соответствующее чувство абсолютной необъятности тайны сознания – просто смиренное чувство того, насколько оно отличается от любого другого, очевидно материального феномена – независимо от того, как далеко наши спекуляции могут увести нас. Мы должны быть способны заметить, что говорим о чем-то настолько непохожем на что-либо другое, известное нам эмпирически, что, если это можно объяснить физическими терминами, то оно также требует краткого, но радикального пересмотра этих терминов. Чтобы объяснить субъективное сознание таким образом, который дал бы некоторое понимание его кажущегося сопротивления механистическому пониманию вещей, не достаточно просто предложить гипотезы о том, какие функции может выполнять сознание в общей механике мозга. Дж. Дж. К.Смарт, философ-атеист, не лишенный проницательности, отметает проблему сознания практически сразу, заявляя, что субъективное осознание может быть своеобразной «проприоцепцией», с помощью которой одна часть мозга присматривает за другими его частями, пожалуй наподобие устройства внутри сложного робота, которое может быть запрограммировано, чтобы контролировать собственные системы этого робота; мы можем видеть, говорит Смарт, насколько эволюционно выгодна была бы такая функция. Таким образом, проблема того, как интенционально направленный к миру мозг может быть объяснен с помощью образа меньшего мозга внутри мозга, интенционально направленного на восприятие мира мозгом. Я не уверен, что это помогло бы нам понять что-либо относительно сознания или что это служит чем-то намного большим, нежели торжественным началом бесконечного объяснительного регресса. Даже если механические метафоры были убедительными (а они таковыми не являются по причинам, упомянутым как выше, так и ниже), то постулирование еще одной материальной функции поверх других материальных функций ощущения и восприятия по-прежнему не способно объяснить, как вообще возможны все те особенности сознания, которые, кажется, бросают вызов физикалистскому нарративу реальности. Если я навестил бы вас в вашем доме и обнаружил, что вместо того, чтобы жить в доме, вы приютились под большой крышей, которая просто парит над землей, кажется, ничем не поддерживаемая ни снизу, ни сверху, и спросил бы вас, как такое возможно, то меня отнюдь не удовлетворил бы ваш ответ, что это, мол, для того, чтобы уберечься от дождя, – даже если бы вы затем услужливо развили эту идею, отметив, что беречься от дождя – эволюционно выгодно. ^[67]

Эта колоссальная нелогичность пронизывает практически все попытки, эволюционистские или механистические, полностью свести сознание к его основным физиологическим составляющим. Если в проблеме сознания есть что-то структурно проблематичное для физикалистского взгляда на вещи, то строго генетический нарратив о том, как сознание могло развиваться в течение очень долгого времени путем длинного ряда отдельных шагов под давлением естественного отбора, не может дать нам ответа на центральный вопрос. Что именно выбрала природа для выживания и в какой момент было преодолено качественное различие между грубой физической причинностью и единой интенциональной субъективностью? И как этот переход может не быть по сути дела «волшебным»? Есть смысл в том, чтобы сказать, что фоточувствительный клочок кожи может быть сохранен естественным отбором и поэтому стать первым шагом к зрительной памяти; но не существует никакого чувствительного к смыслу или к категориям участка мозга или нервной системы, который может стать первым шагом к интенциональности, потому что смысл и категории – это не физические вещи, которым может соответствовать нейронная способность, а продукты интенционального сознания. Точно так же не дают ответа на эти вопросы попытки показать, как сознание может быть построено из первичного накопления чисто физических систем и подсистем и модульных конкреций, составляющих сознательные организмы. На каком-то этапе органической сложности в этом процессе – амебы, головоногие, рептилии, живородящие млекопитающие, австралопитеки и кто угодно еще – качественная пропасть еще должна быть преодолена. Может быть, это заманчиво – вообразить, что мы могли мысленно претворять сознание во все более мелкие и более конкретные элементы, пока не достигли минимума материального субстрата, а затем концептуально воспроизвести его снова, не прибегая к каким-либо нематериальным способностям – точно так же, как мы можем заставить изображение на том пуантилистском холсте, о котором я уже упоминал выше, растворяться на глазах, только как можно больше приближаясь к нему в момент рисования, а затем снова заставить его проявиться, просто вновь вернувшись достаточно далеко назад. В этом нет никакой магии, и неважно, во что там верили эти доверчивые дикари, одурманенные суевериями «народной психологии». Но, опять же, в этой метафоре есть что-то полезно-рекурсивное: кто в конце концов возвращается назад? Где находится эта точка перспективы, которая допускает появление и локализацию упорядоченного единства? В какой момент хаос сенсорных процессов каким-то образом приобретает особую точку зрения на себя? Это не шутливые вопросы. Среди материалистических философов сознания и ученых-когнитивистов есть тревожная тенденция проводить аналогии, которые отнюдь не делают сознание более понятным, а сами становятся понятными только потому, что они предполагают операции сознания. Нередки случаи, когда камеры или телевизоры упоминаются как механические аналогии процессов репрезентации сознания; но, конечно, камера не смотрит на картинки, а телевизор не смотрит сам себя, и в их функциях нет ничего даже отдаленно репрезентативного, кроме интенций сознательного ума, который можно найти не в этих устройствах, а в человеке. Нечто очень похожее относится и к попыткам объяснять человеческое мышление по аналогии с компьютерами, о чем я скажу чуть позже. Все подобные аналогии заканчиваются именно там, где они начались: в живом разуме, нерушимом в своей непередаваемой субъективности и осознанности, все в том же таинственном стекле, в котором бытие сияет в форме мысли.

Страница