Она обняла ее за талию, почувствовав, как впилась пряжка на ремне.
— Оставь меня в покое, — всхлипнула Джози.
— Джози, солнышко, что он тебе сказал? Расскажи мне.
— Я не могу тебе рассказать. Ты не поймешь. Никто из вас не поймет. — Джози попятилась. — Те, кто мог понять, умерли Алекс молчала, не зная, как поступить. Она могла крепче прижать Джози к себе и дать ей выплакаться. Или могла дать ей понять, что вне зависимости от того, насколько она расстроена, она все равно сможет с этим справиться. Алекс подумала, что это похоже на рекомендации, которые судья дает присяжным, которые не могут прийти к какому-либо решению. Они состоят в том, чтобы напомнить им об обязанностях гражданина Америки и убедить их в том, что они могут и достигнут соглашения.
В суде это всегда срабатывало.
— Я знаю, что это тяжело, Джози, но ты сильнее, чем тебе кажется, и…
Джози с силой оттолкнула ее, вырываясь.
— Перестань со мной так разговаривать!
— Как?
— Как с тупым свидетелем или адвокатом, на которого ты хочешь произвести впечатление!
— Ваша честь, простите, что помешал.
Алекс резко развернулась и увидела Патрика Дюшарма в полуметре от них, который слышал каждое слово. Ее щеки покраснели. Судье точно нельзя так вести себя на людях. Наверняка он сейчас побежит в участок к компьютеру, чтобы разослать коллективное сообщение: «Угадайте, что мне только что удалось подслушать?»
— Ваша дочь, — сказал он, — забыла свой свитер.
Он держал аккуратно сложенный розовый с капюшоном свитер. Он отдал его Джози. Но потом, вместо того чтобы уйти, он положил ей руку на плечо.
— Не переживай, Джози, — сказал он, глядя ей в глаза, словно во всем мире были только они вдвоем. — Мы с этим справимся.
Алекс ожидала, что Джози и на него набросился, но Джози от его прикосновения успокоилась. Она кивнул, словно впервые после выстрелов поверила в это.
Алекс ощутила, как что-то поднимается у нее внутри. Она поняла, что это облегчение, из-за того что у дочери теперь появился хоть лучик надежды. И сожаление, горькое, словно миндаль, потому что это не она вернула покой на лицо дочери.
Джози вытерла глаза рукавом свитера.
— Все в порядке? — спросил Дюшарм.
— Кажется, да.
— Хорошо. — Детектив кивнул Алекс. — Госпожа судья.
— Спасибо, — пробормотала она, когда он повернулся и за шагал к участку.
Алекс слышала, как хлопнула дверь, когда Джози села на пассажирское сиденье, но не сводила глаз с Патрика Дюшарма, пока тот не исчез из виду. «Как бы я хотела, чтобы это я была…» — подумала Алекс, намеренно не позволив себе закончить предложение.
Как и Питер, Дерек Марковиц был помешан на компьютерах. Как и Питера, Бог не наградил его ни мускулами, ни ростом, ни какими-либо другими прелестями половой зрелости. Его волосы торчали пучками, словно их пересадили. Он носил рубашки, всегда заправленные в брюки, и никогда не пользовался популярностью.
Пока Питер однажды не пришел в школу, убив десять человек.
Селена сидела за кухонным столом Марковицов, а Ди-Ди Марковиц следила за ней, словно ястреб. Она пришла, чтобы поговорить с Дереком, надеясь, что тот сможет стать свидетелем защиты. Но откровенно говоря, информация, которую предоставил Дерек, делала его лучшим кандидатом для обвинения.
— А если это я виноват? — говорил Дерек. — То есть, только я мог догадаться. Если бы я повнимательнее прислушался, то, возможно, смог бы его остановить. Я мог кому-то рассказать. Но я думал, что он шутит.
— Не думаю, что кто-то на твоем месте поступил бы по-другому, — тихо сказала Селена, и она действительно так думала. — Человек, который в то утро вошел в школу, — это вовсе не тот Питер, какого ты знал.
— Да, — сказал Дерек, кивнув самому себе.
— Вы скоро закончите? — спросила Ди-Ди, подходя ближе. — У Дерека урок игры на скрипке.
— Уже почти закончили, миссис Марковиц. Я только хотела спросить Дерека о Питере, которого он знал. Как вы познакомились?
— Мы оба были в команде по футболу в шестом классе, — ответил Дерек, — и оба играли отстойно.
— Дерек!
— Извини, мама, но это правда. — Он посмотрел на Селену. — Но с другой стороны, ни один из тех придурков под страхом смерти не смог бы написать код HTML.
[19]
Селена улыбнулась.
— Что ж, можете и меня зачислить в ряды технологически неграмотных. Значит, вы подружились, когда ходили на футбол?
— Мы все время сидели на скамье запасных, потому что нас никогда не брали в игру, — сказал Дерек. — Но нас нельзя было назвать настоящими друзьями, до того как он перестал общаться с Джози.
Селена повертела в пальцах ручку.
— Джози?
— Да, Джози Корниер. Она тоже ходит в нашу школу.
— И она дружит с Питером?
— Дружила. Она была его единственным другом, — объяснил Дерек. — Но когда Джози стала одной из популярных девчонок, она его бросила. — Он посмотрел на Селену. — Питер не обращал на это внимания, честно. Он говорил, что она стала сукой.
— Дерек!
— Извини, мама, — сказал он. — Но это тоже правда.
— Извините, я ненадолго выйду, — попросила Селена.
Она прошла из кухни в ванную, где достала из кармана мобильный телефон и набрала свой домашний номер.
— Это я, — сказала она, услышав голос Джордана, й обеспокоенно спросила: — Почему так тихо?
— Сэм спит.
— Только не говори, что ты включил ему опять мультики, чтобы спокойно почитать полицейский отчет.
— Ты позвонила специально, чтобы обвинить меня в том, что я плохой отец?
— Нет, — ответила Селена. — Я позвонила, чтобы сказать тебе, что Джози и Питер были лучшими друзьями.
Строгий режим предполагал, что к Питеру может прийти один посетитель в неделю, но некоторые люди не брались в расчет. Например, адвокат мог приходить и видеться с ним столько раз, сколько потребуется. Как и — это просто ненормально — репортеры. Все, что Питер должен был сделать, это подписать небольшое заявление, что он добровольно хочет поговорить с представителем средств массовой информации, и Елене Батисте дали разрешение на свидание с ним.
Она была красивая. Питер это сразу заметил. Вместо бесформенного огромного свитера на ней была облегающая блузка на пуговицах. Если наклониться, можно было даже увидеть ложбинку ее груди.
У нее были длинные густые волнистые волосы и огромные карие глаза. Питеру с трудом верилось, что она могла подвергаться насмешкам в старших классах. Но она сидела перед ним, это было правдой, и не сводила с него глаз.