Он глядит вдаль, нижняя челюсть царственно выпячена вперёд, спина по-солдатски прямая.
— Никогда о такой не слышал.
— Удивительно, Аркадий. Ты сам однажды мне признался, что это единственная женщина, которую ты любил.
В выражении его лица ровным счётом ничего не изменилось. Как всегда. И только телесное напряжение свидетельствует о том, что он меня слышит.
— Ты собирался развестись с Людмилой и соединиться с Валентиной. Но, судя по тому, что я услышал, сейчас ты в браке с другой женщиной. Валентина не намного тебя моложе. Что как-то не совпадает с описанием твоей номинальной жены.
По-прежнему никакой реакции.
— Мы могли её сдать, если помнишь. У нас был компромат. Ты сам нам его предоставил. Московский центр послал её в Триест с важной миссией. Высокопоставленный австрийский дипломат готов был продать секреты своей страны, но отказывался иметь дело с российскими официальными лицами. Никаких консулов и дипломатов. И тогда Москва прислала твою Валентину. В Центре тогда ещё было мало женщин, и Валентина выделялась на их фоне: умнейшая, красавица, мечта твоей жизни, как ты сам мне признался. Когда она выполнила задание, вы договорились, что не станете в течение недели ничего сообщать в Центр, и провели романтические каникулы на Адриатическом побережье. Помнится, мы вам подыскали подходящее незаметное жильё. Мы, конечно, могли её шантажировать, но это скомпрометировало бы тебя.
— Я предупредил: если её хоть пальцем тронут, я тебя убью.
— Да, предупредил. Она произвела на нас изрядное впечатление. Тоже грузинка и тоже из чекистской семьи, насколько я помню. Хороша во всём. Ты был от неё без ума. Перфекционистка, по твоим же словам. Совершенна в работе, совершенна в любви.
Интересно, сколько мы вот так молча глядим в ночь?
— Слишком совершенная, — наконец едко бормочет он.
— Что пошло не так? Она оказалась замужем? У неё был кто-то другой? Но ведь это тебя не остановило бы?
Опять затяжное молчание. Он вертит в голове бунтарские мысли.
— Считай, что она была замужем за Володенькой Путиным, — бросает он в бешенстве. — Душой, если не телом. «Путин — это Россия, — говорила она мне. — Это Пётр Великий. Он чист, он умён. Он переиграет прогнивший Запад. Он нам вернёт русскую гордость. Тот, кто ворует у государства, обворовывает лично Путина».
— И ты был одним из этих подлецов?
— «Чекисты не воруют, — говорила она. — И грузины не воруют». Узнай она, что я работаю на вас, задушила бы меня струной от рояля. Поэтому не факт, что у нас был бы идеальный брак. — Горький смешок.
— И как всё закончилось, если закончилось?
— Тот случай, когда малого слишком много, а многого слишком мало. Я предложил ей вот это всё. — Кивок в сторону леса, виллы, освещённой лужайки, колючей проволоки и в одиночку прогуливающихся часовых в чёрных костюмах. — А она мне: «Аркадий, ты — Сатана, не предлагай мне своё ворованное царство». Я ей: «Валя, кто в этом долбаном мире не вор, если он сумел разбогатеть?» Я объяснял, что успех — не повод для стыда, это отпущение грехов и божья благодать. Но она в Бога не верит. Как и я.
— Вы с ней видитесь?
Он пожимает плечами:
— Разве я подсел на героин? Я подсел на Валентину.
— А она на тебя?
Вот так мы всегда ходили на цыпочках по тонкой грани, разделявшей его лояльность двум странам. Он — мой непредсказуемый и ценный агент, я — единственный, кому он может безбоязненно довериться.
— Вы с ней видитесь время от времени?
Он напрягся или это плод моего воображения?
— Изредка, в Петербурге, когда она захочет, — отвечает он коротко.
— И чем она сейчас занимается?
— Всё тем же. Она никогда не работала по дипломатической части, или культурной, или журналистской. Валентина — наш заслуженный образец чистоты.
— Но делает-то она что?
— Как всегда. Руководит из Московского центра нелегалами в Западной Европе. Моё бывшее ведомство.
— Её работа включает спящих агентов?
— Это которые зарываются в дерьмо лет на десять, а потом вылезают на двадцать? Ну да, и спящих агентов. С Валентиной если уснёшь, то уже не проснёшься.
— Она может рискнуть собственным спящим агентом ради важного внешнего источника?
— Когда ставки высоки — запросто. Если Центр решит, что местная резидентура — куча дерьма, а обычно так и есть, то ей разрешат задействовать внештатника.
— Даже спящего агента?
— Если он не спит, когда ей надо, то почему нет.
— Значит, она и сегодня, спустя годы, осталась чистенькой, — уточняю я.
— Само собой. Она же лучшая.
— И может отправиться в поле без всякого прикрытия?
— Как угодно и куда угодно. Нет проблем. Она гений. Только попроси.
— К примеру, она могла бы поехать на Запад, чтобы что-то разрулить или завербовать важный источник?
— Если речь идёт о крупной рыбине, то конечно.
— Какой рыбине?
— Я же сказал. Крупной.
— Вроде тебя?
— А то и покрупнее. О чём мы, б…, вообще говорим?
Сегодня дальнейшее кому-то покажется предвидением. Ничего подобного. Просто тогда я так работал. Своего агента я знал лучше, чем самого себя, и читал признаки его спонтанных реакций раньше, чем он сам их осознавал. Я не раз тайком сидел с ним в арендованной машине где-то на задворках богом забытого коммунистического городка и слушал повесть его жизни, такую богатую, что в одиночку носить её в себе ему было не под силу. И самой печальной из всех его историй была вот эта — повторяющаяся трагедия безответной любви человека, казалось бы, непоколебимого мужества, который в решающие моменты превращался в потерянного ребёнка, бессильного, отвергнутого и униженного, когда желание оборачивалось стыдом и всё его существо переполняла ярость. Среди множества его неудачно выбранных партнёрш Валентина была классическим примером: временами притворно откликалась на его страсть и ластилась к нему, а одержав победу, вышвыривала его обратно на улицу.
А сейчас она снова с нами, я это чувствую по подчёркнуто беззаботному тону, с каким он от неё отмахивается, в избыточных телодвижениях, для него неестественных.
— Мужского пола рыбина или женского? — интересуюсь я.
— Откуда мне знать, б…?
— Оттуда, что Валентина тебе сама говорила. Разве нет? Не всё. Намёками. Шепнула на ушко, как водится. Чтобы подразнить, заманить. Произвести впечатление. Рассказом о крупной рыбине, попавшейся в её сети. Она, случайно, не сказала «британская рыбина»? Не об этом ли ты умолчал?
В лунном свете по его измождённому страдальческому лицу текут струйки пота. Он заговорил как прежде: из самого нутра, взахлёб, предавая и ненавидя за это и себя, и объект предательства, смакуя свою любовь к ней, презирая себя, наказывая её за собственные слабости. Да, крупная рыбина. Да, британская. Да, мужчина. Нежданный гость. Идейный, как в советские времена. Средний класс. Валентина берёт его в персональную разработку. Он станет её добычей, её учеником. Может, её любовником, время покажет.