Любить как люди - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Меньшикова cтр.№ 20

Оба понимали, что с ними происходит что-то невероятное. Никто из них не торопил события, впереди у них был весь вечер, и вся ночь, и целая вечность!

После ужина Александр сел за рояль, Стеша, облокотившись, встала рядом, и он заиграл.

«Грезы любви» Листа, «Признание» Шумана, и прелестный «Подснежник» Чайковского.

Пальцы его летали, но он не смотрел на клавиши. Вообще не смотрел! Только на нее, и в его взгляде она видела, чувствовала такую нежность, такой восторг и полет души, что самой хотелось летать, кружить, танцевать и целовать эти божественные руки!..

А потом они полезли на крышу – смотреть в телескоп объявленное на сегодня частичное затмение луны.

– Ты знаешь, что в подзорную трубу звезды видно даже днем?

– Что, правда? А ты видел папин сериал, где он прокурора играл? Он там тоже все время на звезды смотрел.

– Конечно, мы с мамой смотрели. Кстати… – он запнулся, понимая, что вовсе это и не кстати, – она мне рассказывала, что ее первый поцелуй… ну, еще в юности, был как у твоего папы в «Пианисте» – на крыше!

– С твоим папой?

– Нет, это было еще до их знакомства.

– А ты… почему это вспомнил?

Они уже не смотрели в телескоп.

Алекс поднял на нее невинные глаза цвета крепкого чая… опустил, снова поднял.

– Ну… нет, ничего… – и снова опустил.

– Боишься сказать?

– Да, то есть… нет, то есть…

– Тогда скажи.

Он приблизил к ней лицо… она было ниже его, но ненамного… и сказал тихо, у самых ее губ:

– Давай поцелуемся…

– Давай, – сказали ее губы.

Эх, жаль, что это была не сцена из мелодрамы – этот поцелуй несомненно стал бы классикой жанра! Начинался он вполне по-русски, как-то даже по-советски, с легкого соприкосновения губ… потом губы прижались сильнее… в ход пошли руки… он приоткрыл рот и обхватил ее губы так плотно, что со стороны их не было видно, и стал нежно присасываться к ним своими (и где только насмотрелся, хотя… у музыкантов такая интуиция!)

И тут Стеша вспомнила: этот американский поцелуй – одними губами – когда-то ее папа показывал на помидоре в «Вечернем Урганте». Она была еще подростком, когда смотрела эту прикольную передачу, было смешно и весело, и вдруг папа показал, как правильно есть помидор, чтобы сок не вытекал – «как при поцелуе». Ее это тогда так заинтересовало, что она, тайком от родителей, несколько раз пересмотрела этот момент, чтоб запомнить – вдруг пригодится!..

Они целовались на крыше бабушкиного дома, дул сильный, теплый ветер, и им казалось, что они летят в открытом космосе! Они отрывались на мгновение, меняли положение лица и снова целовались; они слышали учащенное дыхание друг друга, сквозь которое иногда прорывались какие-то поскуливания…

Она на мгновение отстранилась, чтобы спросить:

– тебе нравится?

– с ума сойти… а тебе?

Он не дал ей ответить, вновь накрыв ее ротик своим открытым ртом – и тут уже она спровоцировала его на французский поцелуй, лизнув его язык своим… он тоже лизнул, она нежно сопротивлялась ему, и это было так невыносимо здорово, что оторваться было физически невозможно!

Разумеется, им казалось, что таких грандиозных ощущений человечество еще не знало, и если бы не они, то и не узнало бы. Ни один из них до этого не испытывал от поцелуев таких странных ощущений, как будто внутри разрывались какие-то сладкие фейерверки…

Ну, заказывали «Пианиста» – получите фейерверки!

Наконец он не выдержал и, рывком сняв с нее майку (ветер моментально унес ее с крыши), с первого раза справился с застежкой на спине. Она откинула голову назад, держась за его плечи, шелковый шлейф ее волос помчался куда-то в сторону вместе с ветром, розовый ротик открылся и часто дышал. Она двумя руками обхватила его голову и крепко-накрепко прижала к своей обнаженной груди.

– о-ой!!… – просто взвыл он, ноги его подкосились, и он упал, увлекая ее за собой.

Надо было видеть со стороны эту колышущуюся на ветру скульптуру из двух тел! Оба они теперь стояли на коленках и уже не целовались, но смотрели друг на друга в упор ошалелыми глазами.

– …что дальше делать?

– …кажется, надо найти кровать…

В этой позиции их и застала мама Оля, случайно проезжавшая тут по своим делам и заметившая свет в доме.

Увидев сию «картину маслом», она от неожиданности окликнула их, чего, разумеется, ни в коем случае нельзя было делать.

Ну ты даешь, старая ворона! – подумала она, но было поздно.

Первым отреагировал Александр, и надо сказать, вполне по-мужски: он развернулся на голос и мигом заслонил собою полураздетую девушку.

Хорошо, что уже стемнело, и Ольга не могла рассмотреть сию скульптурную композицию в деталях. Несколько секунд она постояла, возвышаясь над ними, как Останкинская башня, потом отвернулась, как ни в чем не бывало, подошла к краю крыши и, опершись на каменное заграждение, сказала самым непринужденным голосом:

– Кажется, дождь собирается…

За спиной не было ни звука, ни шевеления.

Превратились в соляные столпы, бедняжки! Ну, выкручивайся теперь, не лежать же им тут вечно. Хотя… может, они бы и не прочь.

Ольга, не обращая (якобы) никакого внимания на остолбеневшую парочку, пошла к лестнице, приговаривая как бы самой себе:

– Что-то ветер поднялся, надо еще успеть Андрея забрать с корпоратива, небось уже готовенький…

* * *

Понятно, что кровать они искать не стали, им просто незачем было это делать, потому что они уже, практически, лежали и не собирались отрываться друг от друга ни на секунду до самого победного конца.

Не то чтобы они были прежде не целованные, нет, бывало у обоих… но ЭТОГО ни у одного из них еще не было. Как-то они умудрились в ожидании друг друга остаться в целости и сохранности. Поэтому то, что должно было произойти, произошло. Прямо тут, на крыше. И было оно, скорей всего, как у всех начинающих влюбленных – жарко, громко и быстро, но им казалось, что это было самое прекрасное из всего, что они когда-либо испытывали в своей жизни, и что ТАКОГО не было ни у кого в мире!..

А кровать они потом, конечно же нашли, и много чего прекрасного и интересного на ней проделали, совершенно не замечая диких завываний ветра за окнами.

Александр засыпал абсолютно счастливый, даже отдаленно не догадываясь, что ему уготовала судьба.

Профессор Чандра любил этого дерзкого, эксцентричного, своевольного, но такого человечного и романтичного андроида. Сколько их прошло через его руки (и мозги), скольких он «вывел в свет», так сказать, помог определиться с призванием – но только Андор был для него бОльшим, чем ученик и коллега. Он был другом, единомышленником, почти что сыном.