Славянская книга проклятий - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бушков cтр.№ 101

Именно «сидение» Дмитрия в Путивле и переломило ход войны самым решительным образом. Воспрянувший от успехов Борис Годунов не придумал ничего лучшего, кроме как начать самую широкую расправу не только с присягнувшими самозванцу - со всеми, кто имел несчастье обитать в областях, по которым проходило войско Лжедмитрия.

Вешали и рубили головы направо и налево, жгли избы, гумна и овины, насиловали женщин. Слово русскому историку:

«Годуновцы свирепствовали особенно в Комарницкой волости, за преданность Дмитрию мужчин, женщин, детей сажали на кол, вешали по деревьям за ноги, расстреливали для забавы из луков и пищалей, младенцев жарили на сковородах. Вся Северщина была осуждена царем на порабощение по произволу военщины; людей ни к чему не причастных хватали и продавали татары за старое платье или за джбан водки, а иных отводили толпами в неволю, особенно молодых девушек и детей. В московском войске было наполовину татар и прочих инородцев, и они-то особенно варварски свирепствовали. Ничего подобного не делалось народу от дмитриевцев, и эта разница отверждала народ в убеждении, что Димитрий настоящий царевич» [98].

В условиях, когда по стране все шире распространяются слухи, что Годунов - узурпатор, а Дмитрий и есть подлинный царевич, методы умиротворения выбраны были далеко не самые лучшие… Естественно, это привлекало в войско самозванца все новых сторонников, а в Москве становилось все тревожнее. Патриарх Иов, глава русской церкви, выпустил грамоту, где объявлял все происходящее кознями «Жигимонта Литовскаго», который намерен «разорить в Российском государстве православные церкви и построить костелы латинские, и лютерские, и жидовские».

Совершенно ясно, что сия грамота готовилась в величайшей спешке и писавшие ее ничуть не заботились хотя бы о видимости правдоподобия - в самом деле, трудно представить себе короля - католика, который намерен строить «лютеранские и жидовские» храмы. Неизвестно, подметили ли русские люди эту логические неувязку, но патриаршая грамота никакого заметного влияния на умы уже не оказала - власть вступала в ту печальную фазу, когда ей не верили ни на копейку, даже если утверждать громогласно, что солнце восходит на востоке…

Срочно провозгласили, что самозванец-де «есть беглый чернец Гришка Отрепьев», и патриарх предал его анафеме. Вот тут наши предки продемонстрировали неплохое логическое мышление: по словам современника, москвичи промеж собой говорили примерно следующее: «Прокляли какого-то Отрепьева - и бес с ним, а царевич-то настоящий, какое его касание до Отрепьева?!»

Дело в том, что Отрепьева слишком многие знали на Москве - и знали, что ему около сорока, зато царевичу не более двадцати четырех… (Позднее мы еще подробно рассмотрим версию, ошибочно отождествляющую самозванца и Отрепьева.)

В Жечь Посполиту срочно отправили гонца, упрекая за помощь, оказанную Дмитрию, и требуя решительных мер. Подробности переговоров неизвестны, однако знатный литовский магнат Лев Сапега дал резонный, в общем, ответ: «Этот человек вступил уже в Московское государство, и его там легче достать и казнить, нежели в наших владениях». В железной логике отказать нельзя - самозванец прочно сидел в Путивле, откуда его извлечь было крайне затруднительно кому бы то ни было…

Борис свирепствовал, казня и пытая по малейшему навету, но инициатива навсегда от него ускользнула. Видимо, в полном отчаянии он предпринял ряд совершенно нелепых шагов…

Сначала велел тайно доставить во дворец давным-давно постриженную в монахини вдову Грозного и мать Димитрия Марфу Нагую и потребовал недвусмысленного ответа: жив ее сын или нет? Старуха, ничуть не сомневавшаяся в смерти сына, но к Годунову относившаяся без малейшей симпатии (и славившаяся железным характером), видимо, решила потрепать нервы «Бориске», с самым простодушным видом заявив: «Не знаю». По свидетельствам очевидцев, Мария Годунова пришла в такую ярость, что схватила зажженную свечу и попыталась выжечь глаза старухе, вопя: «Ах ты блядь! Как смеешь говорить, что не знаешь, когда тебе-то доподлинно известно?!» (царица была дочерью Малюты Скуратова, отцовские гены, видимо, дали о себе знать). Борис едва успел отнять свечу, а старуха Марфа, несомненно, втайне наслаждавшаяся происходящим, прикинулась уже совершеннейшей дурочкой: дескать, говорил ей кто-то, что ее сына живым тайно увезли из страны, но те, кто говорил, все уже умерли… Поняв, что толку не добиться, Борис отступился.

И призвал ворожей. Ворожеи напророчили царю сплошные неприятности, вплоть до скорой кончины. Борис, видимо, настолько уже ослабел душой, что даже не пытался их казнить, а послал сына в церковь молиться за собственное здравие. Одновременно вызвал ближнего боярина Басманова, пообещал тому дочь в жены, а в приданое Казань, Астрахань и Сибирь - лишь бы Басманов убил самозванца. Басманов, с одной стороны, прекрасно понимал, что достать самозванца в укрепленном Путивле трудновато, а с другой прекрасно помнил, сколько раз Борис нарушал схожие обещания. И по какому-то неисповедимому движению души вдруг поверил, что царевич - настоящий (настолько, что впоследствии не покинул Лжедмитрия и погиб вместе с ним).

В совершеннейшем отчаянии Борис отправил в Путивль трех монахов с заданием отравить самозванца. Монахов быстро разоблачили, но Борис об этом уже не успел узнать - скончался…

Смерть Годунова была скоропостижной - сохранились подробные описания. Встав из-за стола после обеда в Золотой палате Кремля со знатными иноземцами, царь неожиданно упал, изо рта, носа и ушей пошла кровь. Он прожил еще два часа, успев по обычаю того времени принять монашеский постриг и благословить на царство шестнадцатилетнего сына Федора.

Из среды живших в Москве немецких докторов тут же пошел слух, что царя отравили. Историки и прошлого, и нынешнего столетия к этой версии относятся скептически - а мы ее рассмотрим погодя.

Любопытно, что буквально через несколько дней после смерти Бориса согласно неистребимой русской традиции поползли слухи о том, что вместо Годунова в гробу лежит «кованый из железа ангел», а сам царь жив и где-то то ли скрывается, то ли странствует. Правда, слухи эти очень быстро заглохли сами по себе - Борис всем надоел хуже горькой редьки, но через несколько месяцев, о чем я напишу позже, вновь возникли при самых что ни на есть комических обстоятельствах.

Дальнейшие события, полное впечатление, отмечены явственными признаками некоего трагикомического шутовства. Наличествовало все - кровь и текущее рекой вино, страдания и ликование, плач и разудалые песни…

Петр Басманов, выехавший к сосредоточенным в Кромах правительственным войскам, с какой-то прямо-таки опереточной легкостью сумел склонить на сторону «царевича Димитрия» большую часть влиятельных командиров: двух братьев князей Голицыных, Салтыкова, рязанских дворян братьев Ляпуновых, начальника «иноземного полка» фон Розена. Началась сумятица, на меньшую часть войска, оставшуюся верной Федору, ударили казаки самозванца, и все было кончено довольно быстро. С этого дня ни о каком вооруженном сопротивлении самозванцу уже не шло и речи.

В Москву прискакали Пушкин и Плещеев, дворяне, посланцы Лжедмитрия, и, собрав по дороге на Красную площадь огромную толпу, стали читать грамоту самозванца. Пользуясь современными терминами, слушали посланцев под бурные, продолжительные аплодисменты, переходившие в овацию. Правда, некоторые особо недоверчивые индивидуумы потребовали прибытия князя Василия Шуйского - он в свое время расследовал в Угличе убийство малолетнего царевича и с полным основанием считался «главным экспертом» по этой сложной проблеме.