Джеффри некогда было заниматься мистером и миссис Уайтхед, и он с ними толком никогда не разговаривал. То были лондонцы, а столичным, как он считал, не место в Саксби-на-Эйвоне. И антикварный магазин в деревне не нужен. Можно взять старое зеркало, старые часы или еще что-то, прицепить дурацкий ценник и назвать вещь антиквариатом, но хлам так и останется хламом, и дурак тот, кто думает иначе. Дело было в том, что Джеффри этой парочке не доверял. У него создалось впечатление, что они строят из себя кого-то, кем на самом деле не являются — в точности как тот товар, который продают. И что они забыли на похоронах? Они ведь едва знали Мэри Блэкистон, и та определенно не сделала ничего, за что им стоило поминать ее добрым словом.
А вот у доктора Редвинг и ее мужа есть полное право здесь находиться. Это она обнаружила труп — вместе со смотрителем Брентом, который тоже стоял рядом, теребя в руках кепку, его вьющиеся волосы спадали на лоб. Эмилия Редвинг всю жизнь жила в деревне. Доктор Реннард, ее отец, работал в здешней лечебнице до нее. Сегодня его здесь нет, но это не удивительно — он живет в доме престарелых в Троубридже, и поговаривают, что и ему не долго осталось пребывать на этом свете. Джеффри никогда серьезно не болел, но числился пациентом и у отца, и у дочери. Старый Реннард принимал его сына — в те дни человек зачастую совмещал роль доктора и повитухи. Что сказать про Артура Редвинга? Он слушал викария с выражением, граничащим со скукой и нетерпением. Приятный человек, без всякого сомнения. Художник, пусть это и не приносит ему денег. Не он ли какое-то время назад написал портрет леди Пай, что висит в холле? Так или иначе, на этих двоих можно положиться, не то что на Уайтхедов. Трудно представить себе деревню без четы Редвинг.
Это относится и к Клариссе Пай. Она, конечно, чересчур нарядилась на похороны и выглядит несколько нелепо в своей шляпке с тремя перьями. Куда только она собиралась? На коктейльную вечеринку? Но даже так Джеффри не мог не посочувствовать ей. Трудно, должно быть, ей жить здесь, где всем верховодит ее братец. Ему-то хорошо — раскатывает на своем «ягуаре», пока сестра горбатится в сельской школе. Причем учительница из нее, судя по отзывам, неплохая, пусть дети ее и недолюбливают. Наверное, потому что чувствуют ее обездоленность. Кларисса одна как перст. Замужем никогда не была. Половину жизни, похоже, проводит в церкви: он постоянно наблюдал, как она идет то в храм, то из храма. По правде говоря, Кларисса частенько останавливалась поболтать с ним, но, разумеется, по душам ей поговорить не с кем, если не считать того, к кому обращаются, стоя на коленях. В Клариссе заметно некоторое сходство с братом, сэром Магнусом, хотя сходство это не в ее пользу. Но она хотя бы пришла.
Кто-то чихнул. Брент. Джеффри наблюдал, как смотритель вытер нос рукавом, потом огляделся по сторонам. Малый понятия не имеет о том, как подобает вести себя в обществе, но этому едва ли стоит удивляться. Большую часть жизни Брент провел в одиночестве, и, в отличие от Клариссы, это его собственный выбор. Он допоздна работает в усадьбе, а закончив, иногда заходит выпить или поесть в «Паромщик», где у него есть свой столик с видом на большую дорогу. Но в компанию он никогда не вливается. Никогда не участвует в разговоре. Иногда Джеффри задавался вопросом: что же в голове у этого парня?
Отвлекшись от прочих провожающих, Джеффри сосредоточился на молодом человеке, приехавшем на катафалке, — Роберте Блэкистоне. Джеффри сочувствовал и ему, ведь это его мать хоронили, пусть даже эти двое жили как кошка с собакой. В деревне хорошо знали, что они не ладили, а Джеффри собственными ушами слышал слова, оброненные Робертом у «Герба королевы» в вечер накануне несчастного случая. «Как я хочу, чтобы ты умерла и дала мне немного передохнуть!» Ну, не стоит строго его судить. У людей часто срывается с языка что-нибудь, о чем они потом жалеют, и никто не мог предположить, что вскоре произойдет. Вид у парня, стоящего рядом с симпатичной девушкой, что работает в местной лечебнице, был несчастный. Всем отлично известно, что эти двое пара и очень хорошо подходят друг другу. Она явно сопереживает Роберту — Джеффри читал это по ее лицу и по тому, как она держится за его руку.
— Она была частью деревни. Хотя мы собрались здесь сегодня, чтобы проводить ее в последний путь, нам следует помнить о том, что оставила она после себя...
Викарий подбирался к концу речи. Он был уже на последней странице. Джеффри обернулся и заметил, как Адам вошел на кладбище и остановился в конце дорожки. Хороший парень, на него можно положиться. Всегда рядом в нужный момент.
А вот затем произошло кое-что странное. Один из провожающих повернулся и пошел прочь, хотя викарий еще продолжал говорить. Джеффри его не разглядел, потому что этот человек стоял чуть поодаль, в самых задних рядах. Это был средних лет мужчина в темном плаще и в черной шляпе. Мягкой фетровой, такой фасон называется «федора». Джеффри успел бросить на его лицо только краткий взгляд, но оно показалось ему знакомым. Впалые щеки, крючковатый нос. Видел он его где-то прежде? Ладно, слишком поздно: уходящий был уже у главных ворот, направляясь к деревенской площади.
Что-то заставило Джеффри поднять взгляд. Незнакомец проходил под большим вязом, растущим на краю кладбища. На ветвях устроилось и шевелилось какое-то существо. Сорока. И не одна. Посмотрев снова, Джеффри увидел, что их там полным-полно. Сколько? Трудно было разглядеть сквозь густую листву, но в итоге он насчитал семь птиц, и это навело его на мысль про считалочку из детства.
Единицу для печали,
Два для радости возьмем,
Тройку девочке оставим,
Четыре мальчику даем.
Пять — число для серебра, А вот шесть — для золота. Ну а семь увидит свет Для секрета на сто лет.
Ну разве это не чудно: целая стая сорок на одном дереве, как будто они прилетели сюда на похороны. Но потом подошел Адам, викарий закончил речь, присутствующие стали расходиться, и когда Джеффри снова посмотрел на вяз, птиц на нем уже не было.
[4] Блиц — кампания стратегической бомбардировки Великобритании во время Второй мировой войны.
[5] Излишне, избыточно (фр.).
[6] Мф. 6: 14.
ЧАСТЬ II
РАДОСТЬ
Доктору не было необходимости что-либо объяснять. Его лицо, тишина в комнате, разложенные на столе рентгеновские снимки и результаты анализов говорили сами за себя. Двое сидели друг напротив друга в уютно обставленном офисе в конце Харли-стрит и знали, что подошли к финалу драмы, разыгрывавшейся множество раз до них. Шесть недель назад они были едва знакомы. Теперь их соединяла связь самого глубокого свойства. Один сообщал новость. Другой ее принимал. Оба старались не выразить лишних эмоций. Обязанность их скрывать была частью процедуры, джентльменским соглашением.
— Доктор Бенсон, могу я осведомиться, сколько мне осталось? — спросил Аттикус Пюнд.
— Точно определить трудно, — ответил доктор. — Боюсь, что опухоль быстро прогрессирует. Если бы мы смогли обнаружить ее раньше, существовал бы небольшой шанс на операцию. А так... — Он покачал головой. — Сожалею.