Иган любила эту тишину архивов, оттеняемую, как музыкой, шорохом мантий или скрипом пера. Этот запах пыли, камня и глубины веков, торжественный и вечный, это ощущение собственной малости и быстротечности перед ликом минувших и грядущих лет. Всё это дышало умиротворением и даже просветлением. Конечно, то же самое чувствовали все прочие векописцы, ибо мог быть только один способ смириться с атмосферой архивов – полюбить её, только один способ примириться с собственной ничтожностью перед ними – принять её как должное. Но едва ли кого из векописцев обуревала такая страсть, какая наполняла дни Иган. Она отличалась от них: и от тех, кто выполнял свою работу спустя рукава, не имея никаких надежд стать чем-нибудь большим, чем переписчик, и от тех, кто мог существовать только в ритме и гармонии покрытых пылью преданий, становясь тенью событий прошлых веков, не способных говорить и помышлять о чем-то ином… о жизни за пределами архивов и даже самого Гимбла, о живой, а не пергаментно-каменной истории, застывшей где-то там, в глубине гор, о нераскрытых секретах и нерассказанных историях дальних подземий, до которых теперь, спустя столько времени, можно добраться лишь двумя способами: совершенно случайно или очень хорошо зная, где нужно искать.
Потому, мечтая о старых тайнах глубинных подземий, Иган продолжала всей душой любить архивы: она была уверена, что только вместе они, глубины и архивы, могут дать гномам их подлинную и полную историю. Словом, Иган Колотушка была чудачкой.
Да, почти никто не приходил в обиталище векописцев, потому всем надолго запомнился день, когда застывшая тишина этого места была разрушена старшим стражем Приглубного квартала Йорингом Упорным.
– Что значит: вы не подготовили списки? – донесся до Иган чужой голос, низко-рокочущий, и она оторвалась от созерцания лавовых водопадов, не веря собственным ушам.
Никто и никогда не разговаривал в архивах таким тоном, с такой страстью и столь громко! Даже старший векописец Брийгис Премудрый куда сдержанней распекал переписчика, залившего мраморный стол чернилами! А кто, спрашивается, осмелится звучать в архивах громче Брийгиса? Разве что Югрунн Слышатель!
– Давайте-ка еще раз! – бушевал незнакомый голос (нет, он совершенно точно не принадлежал королю!). – Вам вчера направили запрос: так и сяк, почтенные, поднимите-ка жопы и распишите нам все места, где мог быть утерян бегун! У вас же всё записано!
– Но ведь только вчера… – начал было голос Брийгиса, однако незнакомец не дал ему договорить:
– Вас тут прорва! И все грамотные! Да пусть меня покрасят! Чем вы занимались целый день? Почему до сих пор…
Иган оставила свой пост у окна и поспешила на звук: мимо полок и стеллажей, мимо мраморных столов, сбивающихся в кучки векописцев, вслед за некоторыми, кто тоже несся на звук ссоры, чтобы узнать, кто это смеет повышать голос на Брийгиса Премудрого, и выразить всяческое порицание такому поведению.
Брийгис, в своей всегдашней серо-черной мантии, стоял прямо в арке, отделяющей зал от привходья, стоял боком к залу, и свет лампы освещал профиль старшего векописца, его лысый череп, крупный нос, кустистые брови, под которыми едва видны были глаза, вытатуированную на виске чернильницу с пером. Его собеседника, точнее, того, кто так возмутительно кричал на весь архив, Иган не видела: его заслоняли другие векописцы.
– Да ведь только на поиски источников по каталогам… – Брийгис отер лоб, обернулся в поисках поддержки к залу, и лицо его просияло при виде Иган. – А вот и та, кому виртуозно удается систематизация множества данных в сжатейшие сроки, верно, дорогая?
Иган, чуть порозовев щеками от такой щедрой похвалы, подошла. Конечно, ей виртуозно удается систематизация, но это не потому что Иган особенная, а потому что добросовестная и еще молодая. Векописцы старой школы, ровесники Брийгиса, давно утратили ловкость пальцев, остроту взора и цепкость памяти, а среди молодых – множество нерадивых. Многие искренне болеют душой за собственную историю, но немногие понимают, как великие деяния предков связаны с необходимостью снова переделывать списки табличек и пергаментов.
Возмутителем архивного спокойствия оказался гном возраста Иган или чуть старше: юность давно осталась позади, но про старость еще можно всерьез не задумываться. Был он одет в доспехи стража, кожаные с пластинчатыми вставками, с перевязью без ножен на поясе – значит, страж из приглубных кварталов, который ходит в дозор по ближайшим подземьям. А его оружие – видимо, топор, снятый, конечно, только по необходимости: было бы страшным неуважением прийти в архив вооруженным. Обычно-то гномы таскали топоры и молоты всегда, даже если собирались в харчевню, в лавку или за водой к реке Галан: уверяли, что без оружия ощущают себя, во-первых, голыми, а во-вторых, такими легкими, словно того и гляди свалятся вверх и убьются о каменные своды.
Лицо у стража было хмурое, резко очерченное, складки между бровями и привычно выдвинутая челюсть давали понять, что упрямство – самая главная черта нежданного гостя, и проявляет он её направо и налево очень охотно, постоянно и без всяческой оглядки на действительность. И словно со стороны Иган увидела стоящую перед ним себя: коренастую гномку в серой мантии, с вечно торчащими во все стороны темными волосами, с вечной полуулыбкой на губах. Как раз такую, какую этот стражий гном просто сожрет в следующий миг, если только Брийгис отойдет хотя бы на шаг.
– Иган, дорогая, – старший векописец положил руку ей на плечо. – Вчера Жарбей и Ролли каталогизировали ряд источников, где может быть информация, необходимая для поисков в подземьях. Списки оставили на главном столе северной комнаты Камня. Я прошу тебя к завтрашнему дню приготовить по ним выписку для стража Йоринга.
И, отечески улыбнувшись, Брийгис с редкой для него поспешностью исчез в зале. Иган испуганно оглянулась, но остальные векописцы тоже отвернулись от нее и торопились скрыться с глаз. То есть заняться своими очень важными делами, конечно же. Шуршали мантии, тихо постукивали башмаки по плитам пола, слышалось хриплое дыхание кого-то из старших, скрипели невидимые за стеллажами перья, молчал страж Йоринг, видимо, опешивший не меньше Иган.
Значит, подземья.
Губы гномки дрогнули в неуверенной улыбке. Что же, возможно, это и к лучшему, что ее бросили на растерзание Йорингу – значит, никто из векописцев не услышит ничего, слишком для себя удивительного.
– Итак, вы отправляетесь в подземья, – поняв, что Йоринг злился только на Брийгиса и больше кричать вроде бы не собирается, Иган улыбнулась смелее.
Он молча смотрел на нее и ждал продолжения, но гномка тоже всё молчала и молчала, потому в конце концов страж ответил:
– Планируется вылазка неопределенной длительности в составе группы для изучения путей ближайшего подземья, которые могут определить последующий путь к основной цели.
Бр-р, какие жуткие и явно чужие слова, наверняка из какого-нибудь внутристражьего распоряжения, из тех, что зачитываются вслух. Говорят, стражи должны заучивать такие распоряжения наизусть, ведь обычные гномы почти не обучены грамоте.