Правда о допетровской Руси. «Золотой век» Русского государства - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Буровский cтр.№ 80

И община обязательно вмешается! Потому что ведь и на всю деревню ложится «пятно»: если в одной семье из деревни Клюевки девки такие непозволительные, то получается, весь мир может считать: таковы же девки во всей деревне Клюевке! Деревня просто вынуждена принимать самые крутые меры, чтобы никто так не смел думать. Все должны понимать, что для Клюевки такое ужасное событие — исключение из правила и что деревня сама может принять необходимые меры!

Если страшный преступник, лишивший «девку» «невинности», живет не в этой же общине, снесутся с «его» деревней, и, конечно же, «та» община охотно поможет «этой» во всем разобраться. Потому что «той» общине совершенно не надо, чтобы ее репутация оказалась запачканной…

Если деревня (или деревни) не «разберется» и не накажет виновников, этим займется волость — ведь волости тоже не надо, чтобы все вокруг считали: в Зечетьевской волости все девки такие. Семья, община и волость просто вынуждаются «не проходить мимо» малейшего нарушения того, что считается нарушением обычая, порядка или общественной нормы. Вынуждаются вмешиваться, казалось бы, в самые что ни на есть частные дела людей, гласно обсуждать эти «разборки» и нести коллективную ответственность.

В этом отношении верхи общества почти ничем не отличаются от низов. В 1634 году князь Дмитрий Михайлович Пожарский со своим двоюродным братом, Дмитрием Петровичем (тем самым — Лопатой) подал царю челобитную, в которой очень ярко проявилось все, что содержится в родовом строе.

«Племянник наш, Федька Пожарский, у нас на твоей государевой службе в Можайске заворовался, пьет беспрестанно, ворует, по кабакам ходит, пропился донага и стал без ума, а нас не слушает. Мы, холопи твои, всякими мерами его унимали: били, на цепь и в железа сажали; поместьице твое, царское жалованье, давно запустошил, пропил все, и теперь в Можайске из кабаков нейдет, спился с ума, а унять не умеем. Вели, государь, его из Можайска взять и послать под начал в монастырь, чтоб нам от его воровства вперед от тебя в опале не быть», — так писали царю главные мужчины рода Пожарских.

Ну, формулировка про «холопей», пусть и из уст спасителя отечества, начальника Второго ополчения 1613 года и кандидата в цари, это, в конце концов, обычнейшая канцелярская форма. Но, как видите, дядюшки вполне могут приехать к племяннику, служилому человеку, и по месту прохождения службы вломить ему и даже заковать в цепи. Зрелище разъяренных родственников, лупящих по заду можайского воеводу, — это даже экзотичнее зрелища монаха, отнимающего оружие у профессиональных солдат! А Пожарские, как ясно видно уже из самого факта подачи челобитной, действуют вполне «по правилам», совершенно в духе своего общества.

Более того, всем духом этого общества, всем строем жизни они просто вынуждаются действовать именно так. Ведь спившийся Федька, заворовавшийся на службе и забросивший свое поместье, опасен не только для самого себя. Если сами Пожарские не смогут его унять и превратить в полезного члена общества, то получится: это все Пожарские такие! По крайней мере, всякий имеет право так думать, и треклятый Федька бросает тень на ведь род.

Вот Пожарские и пытаются принять необходимые меры, и общество вполне сочувственно наблюдает, как два пожилых дядюшки лупят и заковывают взрослого, самостоятельного племянника, не последнего из служилых людей Московии. Даже государство, всемогущее государство Московии, признает права рода над своим членом и отказывается от частицы своей власти, чтобы род мог осуществить свою собственный, родовой суд!

А когда унять Федьку «семейными средствами» оказывается невозможно, Пожарские — тоже вполне мотивированно — обращаются к царю. Все правильно: раз род бессилен, нужно, во-первых, передать слово верховному арбитру во всех делах — царю, а во-вторых, необходимо отмежеваться от поведения Федьки. Чтобы никто не мог сказать, что «все Пожарские такие», и чтобы царь не наложил опалу на весь род (о чем пишется, кстати, вполне откровенно). То есть кто-нибудь что-нибудь непременно да скажет, репутация рода все равно пострадает, но если подать челобитную, все же репутация пострадает не очень сильно, ведь все видят, род принял меры, сделал все, что мог. И царской опалы на весь род тоже не будет…

Чем отличаются действия знаменитого рода Пожарских от действий любой крестьянской семьи, которая под контролем общины и волости «разбирается» с «нецелой» девкой или тем же запойным, забросившим свой надел парнем? На мой взгляд, совершенно ничем.

Власть рода над личностью человека сказывалась даже над царями, о чем неопровержимо свидетельствует личная жизнь московитских царей.

Алексей Михайлович, царь по заслугам знаменитый, родился в 1629 году, когда Михаилу Федоровичу было уже 33 года и он царствовал уже 1 б лет. По тем временам 33-летний отец — это пожилой отец. Дело в том, что Михаил Федорович долгонько не мог жениться…

Меланхоличный, малограмотный (при вступлении на трон едва умел читать) царь был откровенно слишком молод, чтобы править самостоятельно. Царь очень нуждался в поддержке и долгое время ничего не предпринимал без согласия папеньки и маменьки. Филарет тогда еще был в плену в Речи Посполитой (он вернулся только в 1619 году), и после восшествия его на престол основную роль указующего перста играла его мать, инокиня Марфа, и Салтыковы — родственники его матери.

В 1616 году, когда царю было около 20 лет, он решил жениться и выбрал в жены Марию Ивановну Хлопову, дочь незнатного дворянина.

Салтыковы встревожились: если бы царь женился на Хлоповой, весь род Хлоповых «поднялся» бы, неизбежно оттеснив род Салтыковых. Салтыковы изо всех сил старались опорочить Марию Хлопову перед Марфой, зная ее влияние на царя.

Неожиданно царская невеста заболела. Ее лечение поручено было тоже Салтыковым; а они постарались представить дело царю и Боярской думе так, что Мария неизлечима.

Инокиня Марфа и не подумала проверить слова своего родственника и любимца. Теперь это было уже ее мнение, что Хлопова больна, и больна неизлечимо; раз так, то ведь и ее отец, и ее родня совершили преступление! Скрыли, преступники, что девица больна, пытались подсунуть царю хворую царицу! Инокиня Марфа потребовала удаления Марии Хлоповой, и Боярская дума поддержала ее, придя к выводу, что Мария «к царской радости непрочна». Невесту и ее родственников сослали в Тобольск.

Нельзя допустить женитьбы царя на больной невесте? Нужны здоровые наследники престола? Все правильно с точки зрения государственности? Наверное… Только вот Михаил Федорович (ему 20 лет, не забудем) успел полюбить Марию, загрустил. Но что характерно — ослушаться маменьки, плюнуть на приговор Хлоповым, даже самому проверить, на самом ли деле так тяжело больна Мария, не посмел (вот назидательный пример для всех юношей и на все времена!).

Несколько лет царь и слышать не хотел о женитьбе, наверное, его чувство к Хлоповой было по-настоящему серьезным.

В 1619 году вернулся из плена Филарет, и Салтыковых быстро удалили от двора — Филарет сам правил вместе с сыном. Даже в официальных документах упоминались сразу два государя: Михаил и Филарет, царь и патриарх. Годунову, который некогда велел постричь в монахи Федора Никитича Романова, небось и не снилось, что он фактически так и будет править при сыне до самой своей смерти в 1633 году.