Правда о допетровской Руси. «Золотой век» Русского государства - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Буровский cтр.№ 6

Это уже не самодостаточная община, живущая в себе и для себя; это уже скорее сотрудничество общины с государством и изменения в самой общине.

Причем и во владениях монастырей и крупных феодалов были элементы самоуправления. В уставной грамоте Соловецкого монастыря, данной Бежецкого верха села Пузырево крестьянам, сказано: «Судити приказчику, а с ним быти в суде священнику да крестьянам пятмя или шестмя добрым и середним».

Спрошу только одно: а чем же эти пять или шесть «добрых крестьян» да не присяжные заседатели?! Тем, что число людей другое разве что.

В наказе по управлению вотчиной, которую дал боярин Б. И. Морозов в 1651 году приказчику села Сергач Нижегородского уезда, читаем: «И ведать ему крестьян моих и бобылей и судить с старостою и с целовальниками и с выборными крестьяны. А велеть крестьянам всею вотчиною к моим ко всяким делам выбрать 10 человек, крестьян добрых и разумных и правдивых, которым с ним, с приказчиком моим, у дела моего быти… А судить ему крестьян и бобылей вправду, правого виноватым не чинити, а виноватого правым. А где доведетца иттить на землю у крестьян или на меру, и ему ходить со старостою и с целовальником и с выборными крестьяны и розводить вправду без полноровки и безпосульно…»

Как видно, и тут в общине появляется какой-то новый элемент демократического самоуправления: выборные люди, которых контролирует «обчество» и которые несут на себе судебные и административные функции.

На севере и в XVII веке продолжает распоряжаться волостной сход, и этот сход сам ставит должностных лиц, хотя и здесь сход все больше подчиняется надзору воеводы. А самое главное — там, где крестьянство свободно (на севере), община ослабевает еще и из-за того, что укрепляются отдельные хозяйства и становятся активнее, самостоятельнее отдельные люди.

«Московское государство (XVI века) может быть названо самодержавно-земским. С середины XVII века оно становится самодержавно-бюрократическим», — так писал М. М. Богословский в своей замечательной, давно не переиздававшейся книге.

Земский строй ослабевает за счет государства, но даже там, где у государства не доходят руки, общинность все равно ослабевает. А ведь демократия, самоуправление возникают именно там, где слабы и община, и государство. На севере — на Вологодчине, в Каргополье, в бассейне Северной Двины, от Холмогор до Архангельска — там ослабевает первобытная община, но там слабо и средневековое государство…

Александр Исаевич Солженицын восхищался швейцарской «демократией, прямо вытекающей из традиций общины», считая ее самой совершенной и, так сказать, самой «народной». В представлении современного россиянина община и демократия есть две вещи, никак не совместные. Но совершенно прав Александр Исаевич: вся европейская демократия вырастала из вот таких общинных и послеобщинных форм самоуправления. Сначала были территориальные общины, умевшие выбрать для самих себя и из собственной среды «добрых и излюбленных» управителей, а потом уже и в масштабах государства появилась «палата общин» (так ведь и называется, как назло!).

Констатирую факт: в Московии XVII века все более укрепляется именно такая «низовая» демократия; общины все активнее принимают на себя функции низовых органов управления.

Напомню еще раз, что эти все процессы идут не в городах, в среде высоколобых интеллектуалов и богатых людей, а как раз в основной массе тогдашних московитов, в крестьянстве.

КРЕПОСТНОЕ ПРАВО

В представлении современного человека «государственные крестьяне» — это вообще такие же зависимые люди, как и владельческие, только принадлежат они не частным лицам, а государству. Положение их, может быть, и полегче, потому что они имеют дело с безличным государством, а не с радеющим о своей пользе помещиком, но и только. Точно так же само слово «крестьянин» вызывает ассоциации с бесправием, униженностью, поркой на конюшне и барщиной.

Поэтому нам трудно до конца осознать, что же такое черносошные крестьяне и чем крепостное право XVII века отличается от того, с которым мы имеем дело, говоря о временах «матушки Екатерины».

Суть же дела в том, что если придавать слову «крестьянин» это значение униженности, то черносошные крестьяне — это вообще никакие не крестьяне. Это свободные сельские обыватели, которые пашут землю не потому, что их кто-то принуждает, а потому, что в аграрном обществе это самое выгодное занятие и совсем неплохой способ кормиться.

Точно так же они объединены в общины постольку, поскольку им это выгодно, и до тех пор, пока им это удобно и выгодно.

Они лично свободны, совершенно не согнуты в покорности. Их зависимость от государства — не рабское состояние, а способ включиться в некую государственную корпорацию.

Они ведут свои торговые операции и промыслы, как сами считают необходимым, накапливают богатства, и в их среде усиленными темпами произрастает самый натуральный капитализм. Из среды черносошных крестьян вышли такие богатейшие купеческие фамилии, как Босые, Гусельниковы, Амосовы, Строгановы (те самые: «спонсоры» Ермака, организаторы завоевания Сибирского ханства).

То значение, которое часто придается слову «крестьянин», в XVII веке совершенно отсутствовало. Эта принадлежность к общественным низам, зависимость и «маломочность» в XVII веке ассоциировалась разве что со словом «бобыль» или даже «холоп».

В XVII столетии крестьянин был если и ограниченным в правах, то все же подданным царя, а никак не простым рабом барина. Это касается даже владельческих крестьян, сидевших на землях поместий и вотчин, а уж крестьяне церковные, дворцовые и черносошные тем более не имели ничего даже общего с рабами.

Церковные, понятно, сидят на землях монастырей.

Дворцовые, или крестьяне государевы, жили общиной, управлялись дворцовыми приказчиками, но сохраняли выборных старости по своему положению были ближе к черносошным, чем к владельческим.

Черносошные крестьяне сидели на «государевой земле», то есть на вольных землях, и жили своими общинами. Они и впрямь не были вполне вольными людьми: правительство контролировало выполнение ими своего тягла. Впрочем, уже в IV веке по Рождеству Христову в Римской империи колоны и сервы далеко не всегда могли свободно уйти с занимаемой земли. Из этого вовсе не следовало, что они становятся частными или государственными крепостными, отнюдь! Они были «крепки земле» и не должны были с нее уходить, не оставив вместо себя заместителя, и только.

Почти так же и современное государство, вкладывая во что-то деньги, старается потратить их не зря: вводит систему лимитной прописки, ограничивает выезд за границу тех, кто столкнулся с государственными тайнами, требует, чтобы получившие бесплатные дипломы отработали по распределению и так далее. Говоря откровенно, я не вижу здесь крепостничества, хотя и вижу некоторые ограничения прав и свобод.

Так же точно и черносошные крестьяне-домохозяева, входившие в тяглые «общества» и записанные в податные списки «тяглые и письменные люди», были прикреплены к своим обществам и не могли покидать свои дворы и земельные участки, не найдя заместителей.