Кимура
На станции Токио не протолкнуться. Прошло уже довольно много времени с тех пор, как Юити Кимура бывал тут в последний раз, так что он не может сказать, является ли такая сутолока здесь делом обычным. Он не удивился бы, если б кто-нибудь сказал ему, что сегодня где-то поблизости проводится какое-нибудь особенное мероприятие. Сдавленный со всех сторон другими пассажирами, Кимура вспоминает о программе, которую однажды смотрел вместе с Ватару по телевизору, – там пингвины точно так же плотно прижимались друг к другу. «По крайней мере, у пингвинов был на то резон, – думает Кимура, – там, где они живут, ужасно холодно».
Он ждет, пока в сплошном потоке людей не появится небольшой просвет, ныряет в проем между рядами сувенирных магазинов и киосков и ускоряет шаг. По лестнице из нескольких ступеней поднимается к турникетам синкансэнов. Проходя через автоматические ворота, ощущает напряжение, смешанное со страхом: что, если они каким-то образом обнаружат пистолет, спрятанный у него во внутреннем кармане, – ворота мгновенно блокируются, его окружает полиция… Но ничего подобного не происходит. Он немного замедляет шаг и бросает короткий взгляд на табло, уточняя номер платформы, с которой отправляется его поезд – синкансэн «Хаятэ». Поблизости стоит полицейский в синей форме, но он, кажется, не обращает на Кимуру никакого внимания.
Мимо бегом проносится мальчонка с рюкзаком – на вид ученик младшей школы. Кимура тотчас опять вспоминает о Ватару, и в груди у него начинает щемить. Он представляет своего милого мальчика, распростертого без сознания на больничной койке, ни на что не реагирующего. Мать Кимуры, увидев его, разразилась рыданиями: «У него такие глаза, такое лицо, будто он прекрасно понимает все, что происходит вокруг! Будто он просто уснул! Это невыносимо!» Одна мысль об этих словах заставляет Кимуру почувствовать себя так, словно его режут изнутри.
Негодяю не будет прощения. Если кто-то может столкнуть шестилетнего мальчика с крыши универмага и спокойно продолжать ходить и дышать, – значит, что-то с этим миром не так. В груди у Кимуры снова саднит – на этот раз не от грусти, а от ярости. Собравшись с силами, он направляется к эскалаторам. «Я бросил пить. Я могу идти прямо. Мои руки не дрожат». И сжимает покрепче бумажный пакет, на котором красуется заглавный иероглиф одного из токийских сувенирных магазинов.
Синкансэн «Хаятэ» уже стоит на пути, ожидая отправления. Кимура бросается к нему, словно опаздывает, и впрыгивает в ближайшие раскрытые двери третьего вагона. Согласно информации, полученной от его бывших коллег по работе, цель находится в седьмом вагоне на пятом тройном ряде кресел. Он войдет через предыдущий вагон, чтобы подобраться к нему со спины, – таков план. Со спины проще, да и его лицо никто не увидит.
Кимура делает шаг внутрь вагона. Слева находится ниша с умывальником, и он задерживается возле зеркала. Плотно задергивает за собой занавеску. Рассматривает свое отражение. Волосы в беспорядке, в углах глаз – комочки загустевшей слизи. Усы торчат во все стороны, даже мягкие волоски пуха на лице выглядят загрубевшими. Короче говоря, вид такой, что сам от себя убежал бы, если б мог. Он моет руки, ожесточенно растирая кожу, пока вода не выключается автоматически. Пальцы дрожат. «Это не из-за алкоголя, просто нервы», – убеждает он себя.
Кимура не пользовался пистолетом с того самого времени, как родился Ватару. Только при переезде, когда он упаковывал вещи, пистолет попался ему на глаза, и он взял его в руки. Теперь в глубине души он радуется, что тогда не выбросил его. Пистолет – полезная штука, когда хочешь немного припугнуть своего собеседника и доступно объяснить этому ублюдку, что тот перешел границы.
Зеркало покрыто сетью трещин, его поверхность кое-где провалилась, а где-то, наоборот, вспучилась, и лицо в отражении искажается подобием ухмылки. Оно как будто говорит ему: «Что было, то прошло. Ты и впрямь сможешь нажать на спусковой крючок? Ты ведь просто алкаш, даже мальчика своего защитить не смог…»
– Я бросил пить.
«Твой сын в больнице».
– Я достану этого ублюдка.
«Не думаешь, что сможешь его простить?»
Клубящийся ком эмоций в его голове обращается бессмыслицей и взрывается.
Кимура сует руку во внутренний карман своей черной спортивной куртки и достает пистолет, затем вытаскивает из бумажного пакета узкий цилиндр глушителя. Приставляет его к дулу, закручивает до упора. Конечно, глушитель не погасит звук выстрела полностью, но на малыше калибра .22 сведет его к безобидному «тонк!» – тише выстрела из детского пистолета.
Кимура смотрит в зеркало еще раз, кивает своему отражению, возвращает пистолет в пакет и выходит в пространство вагона.
Девушка-проводница в проходе готовит тележку с товарами, и он практически врезается в нее. Он ей мешает, надо бы отойти, но Кимура ловит себя на мысли, что не может оторвать взгляда от стоящих в тележке банок с пивом, и поспешно ретируется.
«Запомни, один глоток – и все кончено, – проносятся у него в памяти слова отца. – Алкоголизм неизлечим. Всего один глоток – и ты опять в его власти».
Кимура заходит в четвертый вагон и идет вперед по проходу. Мужчина, сидящий слева, устраивается поудобнее на своем месте и задевает Кимуру ногой, когда тот проходит мимо. Пистолет надежно спрятан в бумажном пакете, но из-за глушителя он стал длиннее и слегка цепляется за ногу мужчины. Кимура поспешно отдергивает пакет и прижимает его к себе.
Нервы его на пределе, и в нем мгновенно вскипает бешенство. Он смотрит на пассажира, готовый дать сдачи: у того лицо хорошего парня, очки в черной оправе, он кротко склоняет голову и бормочет извинения. Кимура прикусывает язык и отворачивается, уже собираясь продолжить свой путь, когда хороший парень вдруг окликает его:
– У вас пакет порвался. Всё в порядке?
Кимура останавливается и проверяет, в чем дело. И правда, в пакете дыра, но из нее не торчит ничего такого, в чем можно было бы безошибочно опознать пистолет.
– Не твое дело, – огрызается Кимура и идет дальше.
Он покидает четвертый вагон, ускоряя шаг все больше по мере приближения к цели – пятый вагон, шестой…
Ватару однажды спросил его: «А как так вышло, что первый вагон синкансэна находится сзади?» – само собой, это было, когда Ватару еще… бодрствовал.
Мать Кимуры ответила:
– Какой вагон ближе к Токио – тот и первый.
– Как это так, папочка?
– Ближайший к Токио вагон – первый, следующий за ним – второй. Так что когда мы едем туда, где твой папа родился, первый вагон оказывается в хвосте, а когда возвращаемся обратно в Токио, он становится головой поезда.
Отец Кимуры добавил:
– Когда синкансэн едет в Токио, о нем говорят, что он поднимается в гору, а поезда, едущие из Токио, спускаются с горы. Так что все крутится вокруг Токио.