Почему она так поступила со мной после всего, что между нами было? Ее исчезновение попахивало предательством. Она называла себя свободной, и может быть, в ее понимании выбор свободы означал избавление от обузы, то есть меня. Но мне хотелось придумать другую причину ее исчезновения. Возможно, она всегда была под наблюдением со стороны своих космических сил правопорядка, и была насильно возвращена после инцидента со мной. От обоих вариантов мне стало тоскливо. Я не увижу ее никогда, и в итоге решу, что ее никогда и не было.
Здесь остались мои нормальные вещи, в которые я переоделся. Забрал телефон Айрис, кое-что по хозяйству, что привезли сюда из теткиной квартиры, и отправился в родной город. Приехал ночью. Зашел в дом без свидетелей. В квартире было все по-прежнему. За время моего отсутствия в квартиру никто не проник. Хотелось думать, что криминальный мир забыл о моем существовании. Возможно, соседи тоже не больно-то заметили мое отсутствие.
Я пожил втихаря, не выходя из квартиры, дня три. Посматривал через шторки в окна, не следит ли кто за моими окнами. Потом плюнул на конспирацию и начал жить обычной жизнью. Вернулся на работу курьером. Поставил в известность о своем возвращении Михаила Аркадьевича. Он успокоил меня, сказав, что все бандиты, замешанные в устранении авторитета, тоже самоустранились, и мне больше ничего не грозит. Со стороны правоохранительных органов ко мне тоже нет никаких претензий. Я все ждал, когда он спросит про Айрис, но не дождался, а сам спрашивать не решился, боясь, что он скажет, что ничего ни про какую Айрис не знает.
У меня снова началась размеренная и довольно однообразная жизнь, как до встречи с космической гостьей. Только теперь я чаще ездил к родителям по поводу и без. Продолжительное уединение стало для меня невыносимым. Я боялся, что мое воображение родит фантома-двойника Айрис, которого я не смогу отличить от настоящей. Оставшись наедине с собой, меня начинала подъедать тоска, похожая на голод, питавшийся моими душевными силами. Чувствовала ли то же самое Айрис или нет, я не знал, но хотел, чтобы связь, образовавшаяся между нами, тоже делала ее жизнь невыносимой, чтобы она искала возможность вернуться на Землю и поставить точку, вместо невнятного многоточия.
Наступила зима. Когда составлялся график работы курьеров на 31 декабря, почти все начали отмазываться от работы, находя для этого миллион причин. Мне не было никакой разницы. Я согласился работать вплоть до новогодней ночи, а так же выйти с утра 1 января. Праздновать не было никакого желания. Время до Нового Года пролетело мгновенно.
Погода с утра была великолепной. Светило солнце, стоял легкий морозец. В воздухе висел аромат праздника, поддерживаемый суетящимся народом и красочной иллюминацией. Школьники с утра забавлялись во дворах взрывами петард, гоняя бродячих собак и пугая людей. К обеду небо затянуло тучками. Повалил крупный снег, добавляющий сказочности атмосфере праздника. Но ближе к вечеру от сказки не осталось и следа, разыгралась настоящая метель с колким снегом и порывами ветра, сбивающими с ног.
До адресов добираться становилось все труднее. Дороги, а в особенности въезды во дворы, перемело сугробами. Как назло, в десять вечера выпала моя очередь везти доставку за город. Я поныл немного перед девушками-администраторами, но доставку взял и поехал. Снег примерзал к дворникам ледяной коростой, мешая очищать лобовое стекло. Я чуть не съехал с дороги, не попав в поворот, послушав команду навигатора. С трудом добрался до адреса, забуксовав пару раз на нечищеных улицах поселка.
Обратно навигатор повел меня другой дорогой, а я зачем-то доверился ему. Вначале все было нормально. Я видел дорогу, указатели, но на удалении трех километров от поселка, после того, как миновал маленький мостик через речку, дорога сровнялась с окружающим пейзажем. Понять, где заканчивается дорога, с такой видимостью у меня не получилось, и потому я вскоре съехал с нее и забуксовал намертво. Позвонил в доставку, чтобы сообщить о своей проблеме, но не смог объяснить им, где я нахожусь. Администраторам, занятым своими делами, было совсем не до меня. Они пообещали что-нибудь сделать, выслать свободного курьера, но, скорее всего, забыли обо мне, как только положили трубку.
Я попытался вытолкать машину самостоятельно, но не смог. Плюнул на бесплодные попытки, залез внутрь и стал ждать проходящий транспорт, чтобы попросить помочь. Но кому надо было ехать в новогоднюю ночь в метель? Прошел час, второй. Стрелка бензина стремилась к нулю. Я заводил машину, прогревал недолго и выключал двигатель. В доставке трубку уже не брали. Позвонил в МЧС, но там тоже ничего не пообещали, сказав, что полно других забот, связанных с пострадавшими от пусков фейерверков. Моя машина окончательно заглохла к трем утра. Я хотел вернуться в поселок пешком, но метель не унималась, а я побоялся, что собьюсь с пути или попросту замерзну, не одолев трех километров.
Я стал промерзать. Первыми отстыли ноги. Мне пришлось разрезать термосумку и сделать из ее стенок две стельки, которые я сунул в обувь. Остальную часть сумки я разрезал и обернулся кусками теплоизоляционного материала. Это помогло мне выдержать еще час. Потом меня стало клонить в сон. Завывающий за окном ветер как будто специально убаюкивал меня. Наверное, я приглянулся снежной королеве, выбравшей меня своей новогодней жертвой.
Я понимал, что если усну, то не проснусь никогда. Как глупо умереть в двадцать первом веке от холода, в трех километрах от благ цивилизации! И как обидно умереть в ночь всеобщей радости. Почему во мне всегда существовала уверенность, что я рожден быть неудачником? Айрис говорила, что, оценивая себя, мы оцениваем свою тень, созданного из собственных предубеждений двойника. Неудачник не я, неудачник моя тень. Жаль, что я редко вспоминал об этом, и теперь, когда я осознал это со всей ясностью, толку от этого осознания уже было мало. У меня не было ни сил, ни желания шевелиться. Веки мои непроизвольно смыкались.
И вдруг на дороге появились огни. Наверное, по дороге шел трактор, чистящий дорогу. Чтобы вовремя его предупредить о себе, я деревянными негнущимися руками дернул рычаг переключения света, чтобы моргнуть дальним светом. Перед покрытым морозными узорами лобовым стеклом полыхнули вспышки. Их свет резанул глаза. Я зажмурился. Мне показалось, что мою машину толкнуло. Свет, двигающийся навстречу мне, пропал, как будто его и не было. Неужели показалось? С моим воображением не стоило этому удивляться. Значит, не умереть сегодня не получится. У меня не было никакой жалости к себе, только к родителям, ничем не заслужившим такой судьбы своему единственному ребенку.
Снова вспыхнул свет, но уже вокруг меня со всех сторон. Наверное, это было начало конца, какой-то божественный ритуал принятия меня в число свежеприбывших душ. Только почему я до сих пор чувствовал озноб? От стекол машины потянулся туман оттаивающего льда. Кажется, я перенесся на тот свет прямо с машиной. Что ж, она заслужила быть со мной и после смерти.
— Открывай уже, — раздался за стеклом до боли знакомый голос.
Мое тело словно попало в работающую микроволновку, мгновенно став горячим и подвижным. Я резко открыл дверь и замер. В метре от машины стояла Айрис в обтягивающем серебристом одеянии. Она смотрела на меня тем самым взглядом, от которого у меня замирал пульс. За ней стояли еще несколько человек, одетых точно так же, как она, и глядящих на меня с нескрываемым любопытством. Я больше не находился в заснеженном поле. Вообще непонятно где находился.