С помощью фонариков мы исследуем спальню, расположенную слева. Матрас на кровати покрыт толстым слоем пыли и грязи. Я предполагаю, что именно на ней умерла хозяйка дома. На грязном полу валяются осколки разбитых стеклянных абажуров, старая одежда и газеты. Перешагнув через порог кабинета, мы делаем несколько шагов и тоже обшариваем его лучами наших фонариков. Они освещают телевизор с разбитым экраном, выпущенный в 60-е годы, отстающие от стен обои. Повсюду толстый слой пыли и паутины и груды какого-то барахла.
Пока мы, светя себе фонариками, осматриваем лестницу, готовясь подняться на второй этаж, на улице начинается сильный дождь. Его капли, обрушиваясь на металлическую крышу дома, издают оглушительный шум. Поднимается ветер, от него стены строения начинают дребезжать и потрескивать.
Я поднимаюсь на три ступеньки. Фрэнки идет за мной по пятам. Внезапно входная дверь снова захлопывается. Мы оказываемся закрытыми в доме вместе со всеми призраками и духами, которыми его населила Вида. Я замираю, но лишь на мгновение. Как-никак я руковожу этой экспедицией, я храбрец, а значит, не могу показывать свой страх, хотя в животе у меня разливается неприятный холодок, а сердце вот-вот разорвется.
Интересно, что скажут Вики и Мэйзи, если я сообщу им об этом эпизоде? Доставит ли мне удовольствие их реакция?
А теперь добавьте эту ситуацию ко всему тому, о чем не упоминалось во время обучения на юридическом факультете.
Мы с Фрэнки добираемся до конца лестницы, и нас охватывает такая жара, будто мы попали в сауну. На втором этаже стоит горячий влажный туман, который мы могли бы увидеть, если бы вокруг не было так темно. Дождь и ветер обрушивают на крышу мощные удары, окна оглушительно дребезжат. Мы входим в спальню, расположенную справа. Это совсем маленькое помещение. Все, что в нем есть, — это матрас, сломанный стул и изорванный в лохмотья ковер. Мы освещаем фонариками потолок в надежде обнаружить хоть какой-то вход на чердак, но ничего не видим. Потолок сделан из сосновых досок, покрашенных в белый цвет, но теперь краска шелушится и облезает. В углу что-то шевелится, опрокидывается какая-то банка или кувшин. Я направляю туда луч фонаря и говорю, обращаясь к Фрэнки:
— Назад. Это змея!
Мы действительно видим пресмыкающееся — длинное, черное и, скорее всего, неядовитое, но кто будет разбираться в такой момент? Змея не свернулась в кольца, она ползает по комнате, причем не направляется в нашу сторону. Вероятно, ее просто вспугнуло вторжение чужаков.
Змей я не люблю, но в то же время не испытываю перед ними смертельного ужаса. А вот Фрэнки достает из кармана «Глок».
— Не стреляй, — громко говорю я, пытаясь перекричать грохот дождя, барабанящего по крыше.
Мы замираем и довольно долго стоим так, освещая змею фонариками. Рубашки начинают прилипать к нашим спинам, мы тяжело дышим. Вскоре змея медленно заползает под ковер и исчезает.
Судя по звуку, дождь немного ослабевает. Мы слегка приободряемся.
— Как ты относишься к паукам? — спрашиваю я Фрэнки через плечо.
— Лучше замолчите!
— Будь осторожен, потому что они повсюду.
Когда мы, пятясь, покидаем комнату, обшаривая все вокруг лучами фонариков из опасений наткнуться на ту змею, которую видели, или на других, где-то неподалеку с треском ударяет разряд молнии. В этот момент мне кажется, что если меня не убьют какой-нибудь злой дух или ядовитая тварь, то я наверняка умру от сердечного приступа. Пот стекает у меня с бровей. Наши с Фрэнки рубашки промокли насквозь. В другой спальне мы видим небольшую кровать, на ней лежит нечто вроде старого скомканного армейского одеяла зеленого цвета. Никакой другой мебели и вообще чего бы то ни было в комнате нет. Обои давно отклеились от стен и свисают лохмотьями. Я выглядываю в окно и сквозь пелену дождя с трудом различаю силуэты Райли и Уэнделла, сидящих в кабине грузовичка и пережидающих непогоду. Дворники грузовичка мечутся по ветровому стеклу. Дверцы кабины Райли и Уэнделл наверняка заперли, чтобы защититься от духов.
Мы пинками разбрасываем валяющийся на полу мусор, чтобы обнаружить змей, если они есть, а затем переключаем внимание на потолок. И снова не видим никаких люков, которые вели бы на чердак. У меня возникает предположение, что Кенни Тафт спрятал похищенные со склада вещдоков коробки под крышей и просто запечатал их там наглухо навсегда или с расчетом, что когда-нибудь вернется за ними. Впрочем, откуда, черт возьми, я могу знать, что он сделал много лет назад?
Фрэнки замечает керамическую ручку двери меньшего размера, возможно, стенного шкафа. Он указывает на нее, но явно предпочитает, чтобы открыл дверцу я. Я хватаюсь за ручку, трясу ее и дергаю. Дверца распахивается, и я неожиданно оказываюсь перед человеческим скелетом. Фрэнки едва не падает в обморок. Он опускается на одно колено. Я же отступаю назад, и меня одолевает приступ рвоты.
Шквал обрушивается на дом с новой силой, и какое-то время мы просто прислушиваемся к звукам бури. Очистив свои внутренности от спринг-роллов, пива, вина, бренди и всего остального, что съел и выпил накануне, я чувствую себя немного лучше. Фрэнки тоже берет себя в руки, и мы медленно направляем наши включенные фонарики на шкаф. Скелет подвешен на чем-то вроде пластмассового шнура, кончики пальцев его ног, вернее, того, что от них осталось, едва касаются пола. Под ним лужа какой-то черной, маслянистой и вязкой гадости. Вероятно, это то, что осталось от крови и внутренних органов после многих лет разложения. Непохоже, что смерть наступила в результате повешения, добровольного или насильственного. Шнур тянется через грудь и подмышки, а не через шею. Череп склонен на левую сторону, а пустые глазницы смотрят вниз, будто покойный нарочно не хочет обращать внимания на непрошеных гостей.
Только этого властям округа Руис не хватает — еще одного нераскрытого и безнадежного убийства. Действительно, где можно лучше спрятать тело, если не в доме, о котором ходит такая дурная слава, что даже его владельцы боятся в него войти? А может, это все-таки было самоубийство. Что ж, мы с радостью передадим дело шерифу Каслу и его сотрудникам. Это их проблема, а не наша.
Я закрываю дверь шкафа и решительным жестом привожу ручку в первоначальное положение.
Итак, у нас с Фрэнки два варианта: заняться поисками в комнате со змеей или остаться здесь, в одном помещении со скелетом, спрятанным в стенном шкафу. Мы выбираем второе. Фрэнки умудряется дотянуться ломиком до потолочной балки и, подцепив, оторвать ее. Наш арендный договор не дает нам права наносить строению ущерб, но кого это, строго говоря, волнует? Двое владельцев дома сидят в машине на улице и так напуганы, что не осмеливаются войти внутрь, а нам нужно проделать некую работу, хотя я уже устал. Пока Фрэнки отдирает от потолка вторую доску, я пробираюсь вниз по лестнице и открываю входную дверь. Затем киваю Райли и Уэнделлу, глядя в их сторону (дождь настолько сильный, что зрительный контакт просто невозможен), беру стремянку и тащу ее наверх.
Когда Фрэнки отрывает четвертую доску, вниз падает коробка со старыми стеклянными банками, наполненными консервированными фруктами. Банки разбиваются, и пол вокруг наших ног устилают осколки и фруктовая кашица.