Император Николай I и его эпоха. Донкихот самодержавия - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кисин cтр.№ 59

Екатерина II знала, что рабство в Век Просвещения некрасиво и постыдно, переписывалась с философами, учила жизни других, но понимала, что, отменив крепостное право, потеряет поместное дворянство, которое возвело ее на престол. И которое так же легко может государыню оттуда и ссадить. Хорошо, если назад в Ангальт-Цербстское княжество, а то и «апоплексический удар» организовать.

Александр I не сомневался, что крепостничество нетерпимо, в Негласном комитете со своей «избранной радой» только об этом и мечтал. Но когда сел на трон, крепко задумался. Указ «о вольных хлебопашцах» издал 20 февраля 1803 года, по которому помещики сами могли давать «вольную» крепостным поодиночке и целыми селениями за выкуп с обязательным наделением землей (освобождено 47 153 человека из почти 50 миллионов). Однако ситуация в Европе такая, что необходимо вести многолетние кровавые войны. Откуда он возьмет солдат – «серую скотинку», если не забреет крепостных мужичков, которых ему ежегодно в январе – феврале поставят верноподданные помещики по рекрутскому набору?

Николай I считал делом чести своего царствования отмену позорного рабства. Специальные люди занимались разработкой необходимых правовых документов, 11 секретных комитетов было создано. Но как только дело доходило до утверждения манифестов, на империю обрушивался то польский мятеж, то очередная война, то волнения в военных поселениях, то революции во Франции, Пруссии, Австрии, Бельгии, Италии, Венгрии. На этом фоне выпускать на волю сразу такую массу крестьян в нашей непредсказуемой стране – значит подвергнуть ее опасности массовых бунтов. Ибо гладко в России ни одна реформа не проходила, тем более столь масштабная. А посему выпускать на волю мужика надо не сразу скопом с непонятным статусом земли, чтобы 43 миллиона душ «радостно завыли», а постепенно, не разжигая страстей в обществе и не давая пустых обещаний.

Согласно данным VIII ревизии 1836 года, в империи (без царства Польского и Финляндии) числились около 52 миллиона жителей. Сельского населения – 25 миллионов помещичьих и 18 миллионов государственных и удельных душ. На остальные классы приходилось 9—10 миллионов, включая армию. Из них духовенство – 272 тысячи, купечество трех гильдий – 128 тысяч. Следует заметить, что среди крестьян и мещан считалось только податное население, а стало быть, женщины и дети в статистику не попадали.

Ко всему прочему, крестьянская реформа назрела уже и по объективным показателям. Доходность помещичьих имений падала с каждым годом, их задолженность быстро нарастала, ибо крестьянам неинтересно было горбатиться «на барина» в ущерб собственным наделам. Помещики пытались с этим бороться по старинке – увеличивая оброк и усиливая барщину, но денег у мужика отродясь не водилось, а лишний день в господском поле уже закон не позволял (барщина определялась в три дня в неделю по указу Павла I от 5 апреля 1797 года).

Комитет министров был завален ходатайствами о льготах и рассрочках под дворянским займам, а местная администрация и Минфин завывали о катастрофическом росте недоимок по взносам платежей с помещичьих крестьян. Имения были заложены в ссудных учреждениях, в залоге находились 7 миллионов крестьян мужского пола. Поместья превращались не в кормильцев Империи, а в ее обузу.

Даже министр внутренних дел Лев Перовский подал всеподданнейшую «Об уничтожении крепостного состояния в России», в которой советовал освободить мужика с землей, но так, чтобы не «обеднить» помещиков, в правах сравнять его с государственным крестьянином и действовать путем постепенного изменения, предварительно приняв меры к улучшению местного управления и особенно земской полиции, к устройству и уравнению повинностей денежных и натуральных и к обеспечению народного продовольствия.

Подготовка к реформе началась с создания Пятого отделения канцелярии, во главе которого поставили генерала от инфантерии графа Павла Киселева. В беседе с ним 17 февраля 1836 года Николай показал на огромные картонные коробки, стоявшие в кабинете, пояснив, что в них собраны все бумаги (Сперанский и его команда постарались), касающиеся процесса, «какой я хочу вести против рабства, когда наступит время, чтобы освободить крестьян по всей империи». И уже обратившись к Киселеву: «Ты будешь мой начальник штаба по крестьянской части». Тот сразу же заявил себя сторонником постепенной ликвидации крепостного права, чтобы «рабство уничтожилось само собою и без потрясений государства». Освобождение, по его мнению, должно было сочетаться с расширением крестьянского землепользования, облегчением тяжести феодальных повинностей, введением агрономических и культурно-бытовых улучшений, что требовало активной государственной политики и эффективной администрации.

Именно Киселев, проанализировав опыт освобождения крестьян в других странах, предложил способ, использованный в Австрии и Дунайских княжествах, – отчуждение помещиками части их земельной собственности в пользование крестьян и обязанность последних компенсировать это трудами или денежным оброком, личная свобода крестьян, право на движимую собственность и право, выполнив обязанности в отношении помещика, «переходить в другое состояние или переселяться на другие свободные владельческие земли». Как раз задумки Киселева легли в основу Великой реформы февраля 1861 года, проведенной уже сыном Николая и освободившей крестьян.

Он предложил начать с государственных крестьян, благо в 1837 году возглавил Министерство государственного имущества и был «хозяином» 9—10 миллионов душ (порядка 40 %). Это было вполне логично – таким образом не создавалось массы недовольных из числа дворян. Этот мужик принадлежит самодержцу, работал на его землях, платил ренту за них. Что хочет с ним делать царь, то и будет. К примеру, освободит, пусть толстобрюхие и ленивые помещички задумаются над экономической выгодой «продать» свободу мужику.

Однако, прежде чем выпускать мужика, надо было его «устроить», создать нормальные условия для жизни. Иначе, получив личную свободу, но не имея собственности, он становился просто бродягой, которому, чтобы не умереть с голоду, останется только взять кистень и идти громить того же императора, его освободившего без порток. Для этого сначала начали с улучшения быта и управления. Государственные крестьяне были устроены в сельские общества (всего их до 6 тысяч по стране набралось). Из нескольких обществ составлялась волость, которая имела собственное самоуправление, сходы, избирала волостных «голов» и «старшин», для суда (волостной и сельской «расправы») – своих судей. Мужику ВПЕРВЫЕ с Древней Руси дали возможность хоть чем-то посамоуправлять.

Одновременно Киселев провел мероприятие по упорядочению сбора налогов (а как без этого), созданию сети начальных школ («киселевские школы»), приходских училищ, больниц, раздаче земли безземельным, льгот при засухе, распространению агротехнических знаний среди крестьян, чтобы поднять продуктивность сельского хозяйства. К примеру, призывали сеять диковинный до сих пор картофель, вводили общественную запашку. Николай не одобрил – что значит «призывать», рескрипт, обязать сеять картофель, и все тут. 24 февраля 1841 года вышло распоряжение российского правительства «О мерах к распространению разведения картофеля». Тиражом в 30 тысяч экземпляров по всей империи разослали бесплатные наставления по правильной посадке и выращиванию картофеля. Куда там, в России как чумы боялись «земляных яблок», подозревали в отраве православных. Бунты затевали. Да какие масштабные – серия «картофельных» бунтов с 1834 по 1844 год прокатилась по Поволжью, Приуралью и на Севере, в которых участвовало до полумиллиона крестьян (больше, чем в восстаниях Разина и Пугачева). И что? Не на того напали. Император бахнул кулачищем по столешнице – а я сказал, будет народ православный лопать картофель! Дуроломы, вам же сытнее будет! И ведь победил, переломил через колено, лопали за милую душу. Хоть и сосланы были в Сибирь тысячи «картофельных» бунтовщиков.