Император Николай I и его эпоха. Донкихот самодержавия - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кисин cтр.№ 32

Когда дым над бухтой рассеялся, в центре гордо реял Андреевский флаг «Азова», представлявшего собой решето – 153 пробоины, из них 7 ниже ватерлинии. Однако флаг реял, а все вокруг горело, и плавали дрова вместо вражеского флота. Получите за родную Элладу!

Оглохшему от канонады каперангу тут же присвоили контр-адмирала, обалдевшие союзники примчались с орденами (греческий – «Командорский крест Спасителя», английский – Бани, французский – Святого Людовика). Куда вешать кормовой Георгиевский флаг на «Азов», пришлось долго думать – корма представляла собой жалкое зрелище, как будто ее грыз гигантский жук-древоточец. На баке с ног валились от усталости 25-летний лейтенант Паша Нахимов, 21-летний мичман Володя Корнилов и его 18-летний тезка гардемарин Истомин. Кто выжил на «Азове» – все вошли в легенду русского флота.

В легенду вошли и слова английского короля Георга IV, награждающего командующего эскадрой Кодрингтона: «Я награждаю его орденом, в то время как ему следовало бы отрубить голову». Ну да ладно, скупердяю Георгу простительно – он и короновался-то короной, взятой напрокат у ювелира Рэндалла.

Однако на троне падишахов восседал воинственный Махмуд II, который лишь недавно разогнал собственных «декабристов» – янычаров и затеял создание новой армии. Он пылал праведным гневом, мечтал взять реванш и решил лично возглавить армию, чтобы преподать урок дерзким гяурам. Даже перенес столицу в Адрианополь, чтобы быть поближе к своим войскам.

К тому же османы рассчитывали на то, что русские войска на Кавказе не успеют перегруппироваться с персидского фронта на турецкий и стремительные паши своей победоносной полуразбойничьей курдской конницей растреплют слабые заслоны гяуров от Батума до Гюмри. В Арзерум был послан трехбунчужный паша Талиб (бывший янычар), которому были отданы в управление 11 пашалыков, чрезвычайные полномочия и верховное право собирать войска со всех азиатских владений Порты. В качестве командующего на Кавказском театре был назначен Киос Магомет-паша, один из лучших полководцев разваливающейся империи, сражавшийся еще с Наполеоном в Египте.

Николай в своем манифесте от 14 апреля 1828 года заявил, что «целью военных действий не служат ни честолюбивые намерения, ни желание завоеваний, ни низвержение Оттоманской империи, а твердая решимость не класть оружия до тех пор, пока Россия не получит справедливого возмездия за прошедшее и основательных гарантий спокойствия и уверенности в будущем». По утверждению русского дипломата барона Филиппа Бруннова, «охранительные начала, поставленные целью войны с Турцией, сделались девизом всей последующей политики Николая Павловича, которая определялась тремя словами: noli me tangere («не тронь меня»). Но в охранении указанного выше принципа император Николай был непоколебим и действовал настойчивостью, которая не давала возможности сомневаться в конечных ее результатах».

Дибич написал Паскевичу, что «лучшее средство для обороны с малыми силами против азиатских народов есть решительное на них нападение». Да и сам кавказский главком совершил небольшое чудо, перебросив пешим маршем войска чуть ли не древнеримскими скоростями. Солдаты делали по два дневных перехода за сутки, спали под открытым небом, питались чем ни попадя, соревновались друг с другом в скорости хода, но пришли к месту рандеву на 12 дней ранее самых смелых прогнозов. Кавказский театр считался вспомогательным, для отвлечения сил с Дунайского театра, куда выехал сам государь, наконец-таки дорвавшийся до настоящей войны со своим участием. Однако так не считал Паскевич-Эриванский, в блеске славы решивший разбросать по сторонам двух старых российских врагов.

Для начала даже устроил настоящее представление, пригласив в Тифлис под благовидным предлогом важного турецкого чиновника и провезя его окольными путями по местам, где было собрано наибольшее количество войск. В итоге турку показали военные маневры, венцом которых стал штурм древнего Метехского замка, который бодро взял лейб-гвардии Сводный полк. Увидев, как гвардейцы чуть ли не на крыльях взлетели на почти отвесную скалу, турок смог выговорить только, что «они же так возьмут и Карс», и помчался пугать свое начальство.

Не зря пугал. В течение двух месяцев после начала войны Паскевич методично взял Карс, Ахалкалаки, Ахалцых, Поти, Баязет, Ардаган, Ацхур, выгнав Киос Магомет-пашу не только из грузинских, но и из армянских пашалыков.

В Валахии успешно наступал генерал-фельдмаршал Петр Витгенштейн (Николай благоразумно оставался в штабе, хотя его брат Михаил реально командовал осадой Браилова), переправил армию через Дунай и взял несколько мелких крепостей на левом болгарском берегу. Вскоре на Дунай пришло известие о падении крепости Анапа – кости в российском горле на черноморских берегах и основной базы турецкой работорговли. Ее в ходе предыдущих войн уже трижды брали штурмом, но каждый раз приходилось возвращать туркам в результате мирных переговоров.

В преддверии новой войны турецкое командование сменило вали Анапы на храброго двухбунчужного пашу Чатыр-Осман-оглы, о котором злые языки утверждали, что «Аллах дал ему храбрость, отняв разум». Единственное, что он смог сделать в крепости для отстаивания невольничьей торговли, – это с помощью французских инженеров укрепить оборонительные верки и удвоить гарнизон. Со своей стороны слабая в то время на Кавказе русская разведка ничем не могла помочь своему Генштабу, в котором, между нами говоря, тоже царил традиционный предвоенный бардак. Единственным верным решением князь Александр Меншиков посчитал обратиться в 1827 году к вдове бывшего русского коменданта Анапы периода временного владения в 1812 году генерал-майора Бухгольца. Княжна, разбирая бумаги супруга, обнаружила чудом сохранившийся после кораблекрушения план крепости. Она же дала пояснения, показав, где при сдаче в 1812 году цитадели туркам были разрушены главные укрепления и ослаблены контрфорсы. Кроме того, имея обширную родню среди горских князей, она даже предложила Меншикову воспользоваться в качестве шпионки услугами собственной родственницы, в тот момент проживавшей в Анапе.

Увы, муза Клио не сохранила сведений об этой почти детективной истории, и не известно, воспользовался ли князь столь удачно складывающейся перспективой «пятой колонны». Не исключено, других вариантов у него все равно не было.

Пока 2-я армия графа Петра Витгенштейна только готовилась атаковать турок на Пруте, 8 апреля со стороны Черноморской линии с «генеральной першпективой» на Анапу вышли два конных (8-й и 9-й) и два пеших (5-й и 8-й) казачьих полка с конной батареей во главе с наказным атаманом ЧКВ полковником Алексеем Бескровным, героем Отечественной войны. По пути к нему присоединились шесть рот Таманского и рота Нашембургского полков с четырьмя орудиями. Общее командование сухопутным отрядом взял на себя флигель-адъютант Василий Перовский. Параллельно из Севастополя 21 апреля к анапской косе зашуршали парусами фрегаты вице-адмирала Алексея Грейга с десантом. На капитанском мостике флагмана «Париж» сверлил море опытным взглядом сам главком молодого Черноморского флота, сын героя Чесмы Самуила Грейга.

28 апреля пластуны тихохонько, без единого выстрела сняли весь турецкий караул на косе Бугаза. Беспечные османы ловили рыбу и мочили фески в прохладной водице. На следующий день в два кинжала убрали двух разведчиков – турка и черкеса. И только тогда уже отважный Чатыр-Осман-оглы сообразил, что дело нечисто – гяуры пришли. Окончательно его убедила в этом эскадра Грейга, бросившая якоря на рейде Анапы 2 мая.