Князь Иван Шуйский. Воевода Ивана Грозного - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Володихин cтр.№ 23

Сведения из других источников противоречит этой версии. Это, во-первых, сообщение Румянцевской летописи, составленной ненамного позднее полоцких событий, о том, что Иван IV «простой народ побил» ^[124]. Во-вторых, известие Левенклавия, настаивавшего на зверской жестокости царя:

«…пленников… связав железными цепями (!) и угнав в Московию, других же до 40 тысяч убив, сам город сжег». Трактат Левенклавия (Levenclavius, Löwenklau, 1533–1593) De moscovitarum bellis cornmentarius был издан в 1571 г. в качестве приложения к известному труду С. Герберштейна о Московском государстве. Самое беглое знакомство с трактатом убеждает в ярко выраженной тенденциозности автора: Левенклавий крайне враждебен по отношению к Ивану IV. Левенклавий считал, что московский государь распространял за рубежом «семена раздора», делая все, чтобы захватить большую часть польской Ливонии, «…но не мог договориться ни с народом, ни со знатными людьми земель, на которые он претендовал». В трактате личность Ивана IV нередко выставляется в самом мрачном свете, куда чернее и кровавее, чем у самых суровых его судей. Едва ли есть основания полностью доверять сведениям трактата. К тому же из летописных известий, из «Записок о Московской войне» Рейнгольда Гейденштейна и других польских источников неоспоримо следует, что Иван IV города не сжигал, а, напротив, занимался в нем строительством. По приказу русского монарха были возведены новые укрепления. Пожар являлся результатом действий самого полоцкого воеводы и артобстрела перед предполагавшимся штурмом замка. Это свидетельствует либо о неточности, либо о плохой осведомленности Левенклавия ^[125].

«Жестокая версия» с «массовыми казнями» присутствует в многочисленных летучих листках, распространявшихся противниками русского влияния в Ливонии. Их сильной стороной была образность, их слабой стороной была точность. Текст одного из подобных изданий приведен Г.В. Форстеном в его работе «Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях» («Правдивое и ужасающее известие…» – 1563 г., отпечатано в Аугсбурге М. Франком), по поводу казней там говорится: «[Иван IV] город целиком и полностью сжег до основания и двадцать тысяч человек предал мучительной смерти на крючьях и виселицах» ^[126]. Стиль и тон, в котором выдержан летучий листок, призывы обратиться к Господу Богу перед лицом «бича Божьего», «язычников», указывают на очевидный пропагандистский характер издания. По поводу пожара в Полоцке обнаруживается та же неточность, что и у Левенклавия. И наконец, наиболее неправдоподобно изложен этот вариант у Г. Штадена: «Великий князь вызвал из города все рыцарство и воинских людей. Их таким образом разъединили, а потом убили и бросили в Двину. С евреями, которые там были, случилось то же самое, хотя они и предлагали великому князю много тысяч флоринов выкупа». Это известие опровергается и польскими, и русскими источниками, едиными в том, что польский гарнизон отпущен был на свободу ^[127].

Итак, большинство сообщений последней версии о «массовых казнях» представляются сомнительными. Но они наталкивают на соображение о многочисленных жертвах, не связанных с казнями. Вернемся к сообщению Хроники Стрыйковского. В ней сказано, что монахов-бернардинов порубили татары, хотя такого скорее можно было ожидать от озлобленных православных. Что за дело татарам до католических монахов? Видимо, никаких массовых, организованных самим царем преследований бернардинов не было, но после занятия города войска совсем не обязательно должны были сохранять порядок. Обстановка неправославных храмов могла оказаться предметом грабежа, в первую очередь производившегося татарами, для которых христианский храм не был святыней даже в самой малой степени, и, следовательно, не возникало мысли о последующем небесном воздаянии за его разгром. Тогда могли зарезать и кого-нибудь из католического духовенства. Во взятом городе отряды победителей не церемонятся с местным населением, особенно с рядовыми людьми, которые не представляют ценности для выкупных операций. Так, в 1535 г. литовские войска, взяв русскую крепость Стародуб, устроили там страшную резню. В конце 1570-х – начале 1580-х гг. победоносная армия Стефана Батория, захватывавшая одну русскую крепость за другой, творила такие свирепства, что Варфоломеевская ночь бледнеет перед ними. По сравнению со всем этим поведение русских войск в Полоцке можно назвать весьма милосердным…

На этом следует остановиться подробнее. Очень уж важна тема, очень уж много вокруг нее кривотолков на уровне исторической публицистики. Конечно, любые жестокости, производимые победителями над мирным населением во взятом городе, у человека, имеющего понятие о нравственности, ничего не могут вызывать, кроме отвращения. Нельзя оправдывать их. Они всегда и неизменно свидетельствуют либо о неумении, либо – еще того горше! – о нежелании командования останавливать подчиненных на пороге грабежа и убийств. Но надо понимать меру этих жестокостей. Иногда падение города сопровождается уму непостижимым кровопролитием. В подобном случае XX в. говорит о «военном преступлении». Стародубская резня, например, военное преступление польско-литовского командования в чистом виде. И даже можно назвать главного виновника – гетмана Яна Тарновского, бессовестного злодея. Случалось ли русской армии творить подобные бесчинства в XVI столетии? Да, к сожалению, такое происходило. И в этой книге еще зайдет разговор о подобных мрачных страницах нашей военной истории. Но уровень насилия и жес токостей в завоеванном Полоцке 1563 г. не позволяет говорить о каком-то из ряда вон выходящем душегубстве. Не случилось ничего превосходящего обычный уровень насилия во взятом населенном пункте в длинной череде московско-литовских войн. И потери мирного населения от оружия победителей были, по всей видимости, невелики.

В связи с этим возникает одна неприятная коллизия. В 2004 г. вышла книга А.Л. Хорошкевич «Россия в системе международных отношений середины XVI века». Анна Леонидовна – весьма известный и опытный исследователь, однако ярко выраженная либеральная общественная позиция в данном случае сослужила ей дурную службу. В ряде случаев эта позиция заметно снижала научный уровень монографии. Так, на странице 327 А.Л. Хорошкевич сообщает, что, по подсчетам современных ученых, население Полоцка составляло около 10 тысяч человек. А на странице 329 (!) безо всякого комментария некритически приводит в пересказе белорусского историка Г. Сагановича данные одного из пропагандистских «летучих листков» о «резне горожан», особенно «женщин, девушек и детей», жертвами которой стали 20 тысяч человек. Далее А.Л. Хорошкевич так же некритично приводит данные итальянских и немецких источников об уничтожении 50 и даже 60 тысяч полочан русскими ратниками. Уважаемая исследовательница не обращает внимания на чудовищное несоответствие цифровых данных, пусть они и приводятся на соседних страницах. Она даже не задумывается об уровне достоверности источников, с которыми работает. Это оставляет тяжелое впечатление.