Вся правда о русских. Два народа - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Буровский cтр.№ 50

Но даже и в Британии верхи и низы не принадлежали к разным цивилизациям.

История европейцев и туземцев в России — разная. Одни и те же события совершенно по-разному видны с туземной и европейской точек зрения.

Эпоха Анны Ивановны, правление временщика и фаворита Анны Бирона вошло в историю как чудовищный эксцесс. Называют разные цифры угодивших в Тайную канцелярию за 10 лет правления Анны, с 1730 по 1740 год: от 10 до 20 тысяч человек. Вторая цифра, пожалуй, даже более точна, хотя тоже примерна. Полной же цифры мы не узнаем никогда, потому что многие дела совершенно сознательно сжигались — чтобы никто и никогда не узнал, кто и за что казнен или сослан.

Но вот в чем совершенно уверены практически все историки — что не меньше половины этих 20 тысяч, а может быть, и 60–70 % составляло русское дворянство. И получается, что за 10 лет правления Анны Ивановны на коренное русское дворянство пришелся чудовищной силы удар. Из сословия, общая численность взрослых членов которого была чуть больше 100 тысяч человек, то ли 10 тысяч, то ли даже 15 тысяч было казнено, сослано, подверглось пыткам, сечено кнутом. Зловещая деталь: в этот период появились женщины-палачи — казнили и пытали дворян целыми семьями. До 5 тысяч людей было сослано так, что потом нельзя было сыскать никакого следа, куда они сосланы: нигде не было сделано записей, а ссыльным переменяли имена, чтобы потом нельзя было их найти. Целые семьи пропадали без вести, и до сих пор мы не знаем, какова судьба этих людей.

10 тысяч жертв — это невероятно много, это 10 % всех вообще взрослых дворян.

Но 10 тысяч из 15 миллионов недворян — это 0,06 % — ничтожная, исчезающе малая часть. К тому же абсолютное большинство этих 10 тысяч репрессированных простолюдинов — солдаты, разночинцы, священники, богатые купцы… Городской, верхушечный слой простолюдинов, оказавшихся в опасной близости к государству. А для 95 % населения, для живущих общинами крестьян, Тайная канцелярия вообще совершенно не опасна.

В эпоху Анны и Бирона недоимки вышибались по законам военного времени — посылались военные команды. Но ведь это началось вовсе не при Анне и Бироне…

Эти военные команды — лишь прямое продолжение политики Петра, размещавшего воинские части на территории губерний, фактически оккупировавшего собственную страну собственной армией. Карательные экспедиции за недоимками предпринимались и при Петре I, и при Екатерине I, и при Петре II. Даже нельзя сказать, что масштаб явления стал другой.

Политика делалась в Петербурге, и все дела царского дворца, механизм принятия решений, постановления коллегий и интриги высших чиновников оставалась тайной за семью печатями для 99 % российского населения.

Что мог видеть народ в годы правления Петра и его преемников? Воинские команды вышибали недоимки в 722 году, при жизни Петра. И в 1726-м, при Екатерине… В 1728-м, при Петре II, внуке Петра I. Посылались и в годы правления Анны. Разница?

Для дворян десять лет правления Анны — непреходящий кошмар. Для русских туземцев — такое же время, как и любое другое, наполненное теми же проблемами и делами. Это время вовсе не было эксцессом для 15 миллионов россиян.

Европа, Наполеон и туземцы

Возьмем совершенно другую эпоху: самый конец XVIII — начало XIX века. Эпоха войн с Наполеоном. Судьба двух поколений — война, участие в больших европейских войнах. В XX веке войны такого масштаба назвали бы Мировыми. 1799 год — поход Суворова в Италию, разгром французов на реке Ада и взятие Нови, знаменитый переход через Альпы, штурм Чертова моста, Сент-Готарда.

1805–1807 годы: Аустерлиц, Шенграбен, Прейсиш-Эйлау, Креме, Пултук (это только места крупных сражений, в которых участвовали десятки тысяч человек).

Лето 1812 года: война с Наполеоном перехлестывает из Европы в Россию.

1813–1815 годы — бесконечная война с Наполеоном в Европе.

Историки справедливо замечают — странный провал зияет в дворянских фамилиях. В 1820, в 1825 году, в 1830-х годах действуют или старики, родившиеся в 1760–1770 годах. В эпоху войн с Наполеоном им было за сорок — очень солидный возраст по понятиям того времени. Или действуют люди совсем молодые — люди, родившиеся с 1795 по 1810 год.

Под Аустерлицем ревели пушки, и всадники на всем скаку рушились, встречая картечь. А им было от силы 5 или 7 лет.

Пылала Москва, пылила Старая Калужская дорога под сапогами, Кутузов произносил свое знаменитое: «Потеряем Москву — спасем Россию. Защитим Москву — потеряем армию и погубим Россию». А защитникам было от 5 до 15 лет. Самые старшие уже хотели в армию, остро чувствовали себя обнесенными чашей на пиру жизни… Так ощущал себя и Александр Сергеевич Пушкин в 1812 году.

К 1820 году поколение, опоздавшее бить Наполеона, повзрослело, сделалось заметной частью общества. С ними, с племенем младым, незнакомым заметны те, кому уже за 50, за 60. И очень мало людей, родившихся между 1775 и 1790 гг. Войны с Наполеоном — это совсем не войны с Турцией или с дикими кочевниками. Целое поколение выхлестано в войнах с Наполеоном.

Какое поколение? Дворянское. Трудно найти дворянскую семью, в которой нет по крайней мере одного-двух убитых. В некоторых семьях вообще не осталось мужчин. Масштаб потерь такой же, как во всем народе во время Первой и особенно Второй мировых войн.

Но ведь нет ничего подобного для остальных 40 миллионов населения Российской империи! В рекруты брали одного из тысячи, во время войн с Наполеоном — пятерых из тысячи. Жребий не бросали среди единственных сыновей и среди первых сыновей. Из русских туземцев воевали и сложили головы немногие, буквально единицы. Сто — сто пятьдесят тысяч человек на 40 миллионов всего населения — это совершенно другой масштаб, чем 10–15 тысяч на сто тысяч дворян.

Крестьяне воевали и в партизанских отрядах, Смоленск зажгли сами же его жители… Все так, но ведь достаточно посмотреть на карты того времени, и видно — война шла узкой полосой в сто-двести верст. В ста верстах к северу или югу от этой полосы никакой войны не было. Самое большее 1 миллион русских туземцев (2–3 % общего числа) жили в этой полосе и вообще видели французского солдата или офицера — а не то что воевали с французами.

Из русских европейцев воевали 20–30 % всего мужского населения.

Из туземцев — от силы 2 %, в десять раз меньше.

К тому же кто сказал, что все крестьяне поголовно воевали с Наполеоном? Или скажем так — что они воевали ТОЛЬКО с Наполеоном? О патриотизме русских крестьян написано и сказано много. Старостиха Кожина, ведущая пленных французов, крестьяне, сжигающие хлеб и угоняющие скот, лишь бы не достался французам… Это было.

Но было и явление, которое некоторые историки называют «вторым изданием пугачевщины»: как только рухнула власть Российской империи, так крестьяне начинают войну и с французами, и с русскими войсками. Они жгут помещичьи имения, не пускают на свою территорию никаких вооруженных людей — обеих армий.

Говорить, писать, даже упоминать о таких действиях считалось глубоко непатриотичным, даже неприличным. Есть туманные упоминания о крестьянской войне в «Войне и мире» Льва Толстого: история бунта в имении князей Болконских, в Богучарове. Мужики этого села все время руководствуются какими-то неясными слухами (потому что дикие); толкуют про то, что еще в 1797 году воля выходила, до господа отняли; пытаются переселяться на «тёплые реки», то придумывают еще какую-нибудь несусветную глупость. Слух о приближении Наполеона соединяется для них «с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле». [83]