– Нет. Нет еще, но это только вопрос времени. Я обдумывал
другой… новый проект.
– Отель. Это проект, насчет которого тебе звонил Эл Шокли?
Чтобы ты оставил его в покое.
– Как ты узнала? – рявкнул Джек. – Ты что, подслушивала? Ты…
– Нет, – сказала она. – Я бы не сумела подслушать даже, если
бы хотела. Ты понял бы это, не обманывай ты сам себя. В тот вечер мы с Дэнни
сидели внизу. Коммутатор заперт. Работал единственный телефон на весь отель –
наш, наверху, потому, что он включен напрямую во внешнюю линию. Ты же сам мне
объяснял.
– Тогда откуда ты узнала, чего потребовал Эл?
– Дэнни сказал. Он знал это. Так же, как иногда знает, куда
задевалась какая-нибудь вещь или что люди подумывают о разводе.
– Доктор говорил…
Она нетерпеливо потрясла головой.
– Доктор – кусок дерьма, мы оба это знали. Помнишь, как
Дэнни сказал, что хочет посмотреть на пожарные машины? Какое же это
предчувствие – он же был СОВСЕМ КРОШЕЧНЫЙ. ОН ЗНАЕТ. И теперь я боюсь…
Она посмотрела на синяки у Дэнни на шее.
– Ты действительно знал, что мне позвонил дядя Эл, Дэнни?
Дэнни кивнул.
– Пап, он по-настоящему взбесился. Потому что ты звонил
мистеру Уллману, а мистер Уллман позвонил ему. Дядя Эл не хотел, чтоб ты
что-нибудь написал про отель.
– Иисусе, – снова повторил Джек. – Синяки, Дэнни. Кто
пытался тебя задушить?
Лицо Дэнни потемнело.
– ОНА, – ответил он. – Женщина из той комнаты. Из двести
семнадцатого. Мертвая леди.
У него опять задрожали губы, он схватил чашку и отхлебнул.
Джек с Венди испуганно переглянулись над склоненной головой
мальчика.
– Ты что-нибудь знаешь об этом? – спросил он.
Она покачала головой.
– Об этом – нет.
– Дэнни, – он приподнял испуганное личико мальчугана. –
Смелее, сын. Мы же здесь.
– Я знал, что здесь плохо, – тихим голосом выговорил Дэнни.
– С тех пор, как мы переехали в Боулдер. Потому, что Тони мне показывал сны про
это.
– Какие сны?
– Всех я не помню. Он показывал «Оверлук» ночью, с черепом и
скрещенными костями впереди. И там стучало. Что-то… Не помню, что… оно гналось
за мной. Чудовище. Тони показал мне про тремс.
– А что это, док? – спросила Венди.
Он помотал головой.
– Не знаю. Потом мы приехали сюда и мистер Холлоранн
поговорил со мной в машине. Потому, что он тоже умеет сиять.
– Сиять?
– Ну… – Дэнни сделал руками плавный всеобъемлющий жест. –
Это когда умеешь понимать разные вещи. Когда знаешь. Иногда видишь разное. Ну,
как я узнал, что звонил дядя Эл. А мистер Холлоранн – что вы зовете меня док.
Мистер Холлоранн, он чистил картошку в армии и понял, что его брат погиб в
катастрофе на железной дороге. А потом он позвонил домой и оказалось, это
правда.
– Боже милостивый, – прошептал Джек. – Дэн, ты, случайно, не
выдумываешь?
Дэнни изо всех сил затряс головой.
– Нет, клянусь Богом. – Потом с оттенком гордости добавил: –
Мистер Холлоранн сказал, у меня самое сильное сияние, какое он встречал. Мы
смогли поговорить… он со мной, а я с ним… даже не раскрывая рта.
Искренне изумленные родители еще раз переглянулись.
– Мистер Холлоранн отозвал меня, потому, что беспокоился, –
продолжал Дэнни. – Он говорит, тут нехорошее место. Для тех, кто сияет.
Говорит, он видел всякое. Я тоже кое-что видел. Когда мистер Уллман водил нас
по отелю.
– Что? – спросил Джек.
– В Президентском люксе. На стене, у двери в спальню. Много
крови и еще какую-то штуку. Разбрызганную. Я думаю… эта разбрызганная штука,
наверное, мозги.
– О Господи, – сказал Джек.
Теперь Венди стала очень бледной, губы посерели.
– Некоторое время тому назад, – сказал Джек, – этим отелем
владели очень скверные типы. Мафия из Лас-Вегаса.
– Негодяи? – спросил Дэнни.
– Так точно, негодяи. – Он взглянул на Венди. – В шестьдесят
шестом там убили крупную шишку по имени Вито Дженелли вместе с двумя
телохранителями. В газете была фотография. Ее-то Дэнни и описал.
– Мистер Холлоранн сказал, он видел еще другие гадости, –
сообщил Дэнни. – Один раз – на детской площадке. И один раз что-то плохое было
в той комнате, в 217-й. Горничная увидела и потеряла работу, потому что стала
про это рассказывать. Ну вот, мистер Холлоранн пошел наверх и тоже увидел. Но
он не рассказывал про это, потому что не хотел потерять работу. Только велел
мне ни за что не входить туда. А я вошел. Он же сказал: то, что здесь видишь,
не может обидеть. Я и поверил. – Последние слова Дэнни выговорил тихим, сиплым
голосом, почти шепотом, и дотронулся до опухшего кольца синяков на шее.
– А что насчет детской площадки? – спросил Джек странным
небрежным тоном.
– Не знаю. Он сказал, детская площадка. И живая изгородь,
звери.
Джек слегка вздрогнул. Венди с любопытством взглянула на
него.
– Ты там что-нибудь видел, Джек?
– Нет, – сказал он. – Ничего.
Дэнни смотрел на него.
– Ничего, – повторил он более спокойно. Он не обманывал. Он
стал жертвой галлюцинации. Вот и все.
– Дэнни, мы должны услышать про эту женщину, – мягко сказала
Венди.
И Дэнни рассказал, но он так торопился излиться,
освободиться, что то и дело взрывался словами, иногда граничившими с
невнятицей. Рассказывая, он все теснее прижимался к груди Венди.
– Я пошел туда, – сказал он. – Я стащил ключ… который ко
всем дверям… и вошел. Как будто не мог с собой ничего поделать. Мне надо было
узнать. А она… та леди… оказалась в ванне. Мертвая. Вся вздутая. Она была г-гх…
на ней ничего не было. – Он жалобно взглянул на мать. – И она стала
подниматься, ей нужен был я. Я понял это, потому что почувствовал. Она даже не
думала… не так, как вы с папой думаете. Все было черное… кусачая мысль… как…
как осы той ночью в моей комнате! Она просто хотела сделать больно. Как осы.
Он сглотнул. На минуту воцарилось молчание – все замерли,
пока в них входило воспоминание об осах.