– Ну как ты, друг? – спросил Женя. – Ты извини, что я давно не звонил, замотался.
– Ничего. Я понимаю.
– Есть какие-нибудь новости?
– Никаких. Представляешь, я как раз думал: что бы сказали наши с Юлей друзья, если б я ее бросил… – Никита усмехнулся.
– А ты… бросить ее хочешь? – смутился Женя.
– Хочу. Очень хочу. Но не могу, – растерянно ответил Никита.
– В смысле – не можешь из-за того, кто что подумает? Непорядочно и все такое?
– Нет. Просто не могу.
– Любишь, – понимающе кивнул Женя.
– Да нет, сейчас я даже не совсем люблю… То есть не знаю. Какое-то безволие. Знаю только, что не могу. Не могу бросить.
– Но вы даже не женаты. В смысле… Вроде как обязательств нет. Хотя это, конечно, не совсем так.
– Вот именно.
– Слушай, ну, если нужна будет какая-то помощь, ты говори сразу. Я просто не знаю, чем могу помочь. Адвокатов у тебя больше знакомых. Это дорогое удовольствие, так что деньги в любой момент. Только скажи. Хорошо?
– Спасибо, друг. А куда это ты с таким томом собрался?
– Да это… Оксана просила купить. Ей насоветовали. Говорят, модный писатель. Московский. Он еще известный лектор. Говорят, у него какой-то лекторский дар. Может, я и сам почитаю.
– А мне запретили Юле даже книжку передать… Представляешь, телевизора нет, Сети нет, телефона нет, даже книжки нет. С ума можно спятить.
* * *
В СИЗО Юля вдруг поняла, какой ошеломительный эффект на людей оказывает лишение свободы. Замкнутое пространство, которое никогда не разомкнется. Физическая несвобода перерастала в ментальную скованность. Становилось тяжелее думать. Думать можно было только в рамках изолятора. Вот жесткая страшная койка, и ты сначала думаешь о том, что все койки в мире такие же страшные и жесткие, не можешь вообразить другую койку, диван, кровать, раскладушку, шезлонг – словно их не существует. А потом вдруг раз – и просто весь мир начинает превращаться в одну-единственную жесткую койку, как будто весь мир состоит из этой койки, длинной, растянувшейся вокруг земного шара. Или вот зеленая стена с трещинками и облезшей краской. Тоже замещает пространство, не успеешь оглянуться, а мир – это уже не бескрайние поля, а стена или даже трещина на стене. Очень сложно мыслить в рамках трещины на стене. Мысли делаются плоскими, уродливыми, они уже и не мысли, а так, обрубки какие-то. Обрубки разговаривают с тобой, диктуют свои правила, очень простые правила: ударь или ударят тебя; отбери или у тебя все отберут; укради или ничего не получишь; соври или попадешь в ад; повтори, как попка, какую-нибудь чушь, чтобы не получить в зубы; убей, если хочешь жить. Обрубки мыслей диктовали действия, но это было не все. Было еще что-то страшное, беспокойное, аура зла, внутри которой приходилось не просто лгать или совершать дурные поступки, но и верить в то, что это правильно. Изолятор требовал от своих гостей, чтобы они не просто вели себя как монстры, изолятор хотел, чтобы они стали монстрами. Иначе не выжить. С человеческим лицом в тюрьме не выжить.
Юля честно признавалась себе в том, что готова сделать любую подлость, лишь бы выйти на свободу. Она была готова на все – и вспоминала, как ее сын говорил, что готов на все ради свободы в стране. Ей становилось жутко, на какое-то время она вновь возвращала себе себя – прежнюю, нормальную, с человеческими чувствами. «Надолго ли хватит этих чувств? – думала Юля. – Надолго ли?»
* * *
Женя готовил речь при вручении премии. Придумал банальные слова, потом заменил на оригинальные, потом решил, что банальные лучше дойдут до слушателей, потом сообразил, что не стоит так плохо думать о слушателях, и снова добавил оригинальности.
– Ну как речь? – взволнованно спросила Оксана, улыбаясь во весь рот и демонстрируя супругу шикарное, но скромное черное платье. – Как я тебе?
– Отпад.
– А речь?
– Я все-таки остановился на банальной версии. А то вдруг меня не поймут? Скажу все просто! Как есть!
– Ну и правильно! – И Оксана пошла надевать шубу.
В Кремле на церемонии Оксану посадили в пятый ряд. Гордилась она неимоверно. Гордость настолько переполняла Оксану, что она была готова вытерпеть награждение всех лауреатов и прослушать все речи, лишь бы лаврами увенчали ее Женю. Он сидел в первом ряду рядом с очень старым режиссером и довольно старым писателем, и Оксана еще больше радовалась, потому что Женя добился высот до того, как седина ударила в бороду.
Когда до Жени дошла очередь, и он в черном костюме, белой рубашке и черном галстуке вышел произносить речь, Оксана с трудом сдержалась, чтобы не завизжать, но даме на соседнем стуле все-таки шепнула: «Это мой!» Дама на нее удивленно покосилась.
Женя, как положено, поприветствовал президента и членов экспертного совета, кашлянул – голос у него действительно вдруг сел – и начал:
– Я от всего сердца благодарю вас за высокую оценку моей работы. Когда оцениваются достижения в области точных наук, у нас практически нет сомнений в том, что оценка точна. Но когда речь идет об искусстве, все несколько сложнее, потому что искусство субъективно. Мы часто слышим выражение «дело вкуса». Искусство действительно дело вкуса. К несчастью, талант не всегда может пробиться. Для этого нужны определенные обстоятельства, не только усердная работа, но и удача. Мне улыбнулась удача: эстетические представления и вкус людей, которые меня оценивали, совпал с моими. Я хочу поблагодарить мою семью за поддержку во всем и любовь. Я хочу поблагодарить моих друзей. И я хочу воспользоваться тем, что я здесь стою, чтобы вспомнить о моем друге, о человеке, который попал в беду и нуждается в помощи. Я долго думал, имею ли право занять десять минут вашего времени и рассказать всем, кто меня видит, а главное – нашему уважаемому президенту – историю, которая представляется мне чрезвычайно важной для меня лично и для нашего общества. Я решил, что расскажу эту историю. Вы позволите?
Женя посмотрел на президента, президент кивнул. Оксана перестала улыбаться, от страха у нее перехватило дыхание, потом стало першить в горле, и она на весь зал закашляла, но никто в ее сторону даже не повернулся, все с интересом ждали историю. И Женя продолжил:
– Моя подруга, вернее, наша с женой подруга, родилась далеко отсюда. На Алтае, в маленьком селе. Она росла без родителей, потом воспитывала сына без мужа. Всю жизнь работала. Маникюр делала. Первоклассный маникюр, как говорит моя жена. Жизнь у этой женщины была, как вы понимаете, очень сложная. Но она со всем справлялась. Потому что она сильный человек. И однажды случилось горе, с которым она не смогла справиться. Пропал ее двенадцатилетний сын. Исчез. Ушел из дома и не вернулся. Его искали чуть ли не всем краем. Не нашли. Наша подруга переехала в знаменитый и очень красивый поселок Колывань, там устроилась работать мастером по маникюру в отель, где познакомилась с моей женой. Они тогда подружились. Потом так случилось, что внезапно, спустя месяцы, мальчик, сын нашей подруги, вдруг объявился. Но объявился лишь для того, чтобы сказать, что больше никогда не вернется домой. Каким-то образом он связался с плохими парнями, которые… – У Жени задрожал голос, он вдруг задохнулся. – Простите, я очень волнуюсь. Так вот, плохие взрослые парни попытались внушить мальчику, что служить Родине – значит убивать. – Женя замолчал на секунду и продолжил: – Но Артем Глазунов не стал убивать. Он не убийца. Он занимался пропагандой, агитацией, но он не взрывал и не убивал. И это главное. Наша подруга была в таком шоке, что у нее случился нервный срыв. Я думаю, у многих из нас поехала бы крыша, если бы родной сын сначала исчез, а потом объявился и… такое выдал. Наша подруга принимала лекарства, какое-то время не работала, не могла прийти в себя. Да еще у нее умер единственный близкий человек – бабушка, а мать, которую Юля не видела много лет, – приехала и отобрала квартиру. Юля – так зовут нашу подругу. То есть, представляете, жилье отобрали, единственный по сути родственник умер, сына превратили в преступника. Вы бы такое выдержали? Я нет! А Юля выдержала и не сошла с ума. Она пыталась вернуть сына, образумить его, но он ничего не слушал. Да и видела она его всего раз или два. Единственный человек, которому Юля рассказала – это ее друг детства, который работал тогда в полиции. Он пытался помочь Юле образумить сына, а когда не вышло, оба испугались – испугались сообщать полиции, испугались, что мальчика схватят и что-нибудь с ним случится плохое. Этого мальчика так и не нашли. Его не могут судить, потому что его нет. Но есть его мать. Даже если сын совершил ошибки, почему мать должна нести ответственность? Эта женщина за свою жизнь настрадалась больше, чем многие из нас вместе взятые. Но она всегда верила в светлое будущее. Поэтому она приехала в Питер, начала новую жизнь, постоянно трудилась, честно трудилась, честно и в поте лица. Сутками. Это было на моих глазах. И она очень поднялась, она полностью изменила свою жизнь, у нее появилось все. Вместе с моей женой она открыла салон красоты. Она построила свою жизнь. А теперь она в СИЗО. За то, что несколько лет назад не выдала сына-подростка полиции. Я повторю: эта женщина росла без родителей, продала дом, чтобы оплатить дорогостоящее лечение бабушки, воспитывала сына одна, работала всю жизнь как вол и добилась успеха благодаря оптимизму, вере, трудолюбию и упорству. Сейчас она в СИЗО, но у нее все еще есть шанс сохранить свою жизнь и свое лицо. Разве она заслуживает гнить в тюрьме? Спросите себя: кому бы хватило духа выдать полиции собственного несовершеннолетнего сына, не оставив ему шанса исправиться самостоятельно? – Женя тяжело вздохнул. – Юля Глазунова, простая и сильная русская женщина – воплощение человеческого героизма, это та самая русская женщина, которая войдет в горящую избу. Такими людьми страна может гордиться. – Женя уперся руками в кафедру, опустил голову, поднял плечи, вжал голову в плечи, затем резко поднял. Посмотрел на президента. Сухо и сурово произнес: – Я прошу о помиловании.