В притихшей приемной у меня случился приступ жадности. Жаба душила с такой силой, что хоть локоть себе кусай! Как подумала, сколько заплатила за перец, чуть концы не отдала!
С непроницаемым видом я снова вернулась в кабинет. При моем возникновении на пороге торговец без преувеличений вздрогнул.
– Это мое! – заявила я и, сжав горловину ополовиненного, полегчавшего мешка, все-таки убралась восвояси, вернее, на засыпанную осенними листьями смурую улицу. Перекинула мешок через плечо и кое-как побрела к омнибусной станции.
Передвигаться на каблуках, когда сверху к земле прижимал приличный груз, было ужас как паршиво. По дороге из Питерборо омнибус останавливался практически возле чайного дома, мешок и переть-то особенно не пришлось. Сейчас его тяжесть, казалось, вбивала меня с каблуками в пешеходную мостовую, будто молоток – гвозди. В крышку гроба.
Выдохшись, я остановилась напротив открытых ворот рынка. Скинула мешок на землю и выпрямилась, чувствуя, как ноет каждая мышца. Рядом с торговыми лотками и прилавками терлись грузчики с тачками.
– Эй, народ! – позвала я, вытягивая шею, но «народ» оказался исключительно тугоухий и напрочь проигнорировал измученную лавочницу, а если заметил, то ответить не пожелал.
Сжав зубы от злости, я взвалила мешок на спину и, не разгибая коленей, пошагала на рынок. Вокруг витал характерный запах: смесь нечистот и свежей зелени. Живя в столице, я предпочитала закупаться в продуктовых лавках, но теперь приходилось экономить, так что местные ароматы меня больше не отпугивали.
– Господа доставщики! – прохрипела я, практически добравшись до лодырей, сидевших на тачках, подобно воробьям на заборе. Тут мое внимание привлек прилавок с ящиками всевозможных специй. Был там и черный, и красный, и белый перец, и желтый порошок карри, пахнущий пряно и остро. Вокруг толпились покупатели, а усатый, чернобровый торговец, с видом ярмарочного фокусника засыпая ложкой в бумажную воронку пряности из разных емкостей, получал ядреную смесь.
– Для мяса! – объявил он, передавая свернутый кулек девице в чепце и с плетеной корзиной на сгибе локтя.
Идея в голове сверкнула так ярко, что я чуть не взвизгнула от счастья! Наплевать на чай! Я буду продавать смеси перца!
– Девушка, вам нужны пряности? – заметил меня торговец из-за прилавка.
– Нет! – Я подняла плечо, намекая на мешок. – У меня своих двадцать мешков дома лежит!
Груз за спиной вдруг стал ужасно легким, к туфлям точно приделали крылья. Сама не поняла, как подскочила к лавчонке в самом углу рынка, где продавались всевозможные баночки. Купила несколько разных размеров, пробковые крышки, коричневые этикетки и сургуч для печатей. Как добралась до омнибусной станции, даже не заметила. На холодную морось, начавшуюся по дороге, внимания тоже не обратила.
Карета оказалась переполненной. Звеня банками и наступая на чужие ноги, я кое-как протиснулась на единственное свободное место в самом конце салона. Экипаж тронулся, загремел по мостовой, и салон наполнился непотребным перезвоном банок. Вроде и купила немного, но звякали они истошно.
Делая вид, будто не являюсь источником безобразной какофонии, вытащила из кармана пудреницу, заглянула в зеркальце и вздрогнула. Из зеркала на меня смотрела бродяжка с мокрыми волосами, черными потеками туши под глазами и размазанной помадой. Достала из ридикюля платочек, попыталась вытереть черноту, но краска наотрез отказывалась оттираться. Послюнявила кончик тряпицы, но тут встретилась взглядом с попутчиком напротив. Он переводил презрительный взгляд с моей физиономии на позвякивавшую сумку. Верно, принял меня за пьянчужку.
– Это не бутылки, – уверила я. – Это банки. Пустые.
Он поджал губы.
– Для перца. Хотите, отсыплю? – для чего-то добавила я, кивнув на мешок между нашими ногами.
Мужчина отвернулся к сквозящему окну и принялся разглядывать промокшую под дождем улицу с жалко лысеющими кленами.
– Зря отказываетесь, – пожала плечами и, наплевав на условности, начала поправлять краску на глазах.
Глава 3
Пряная штучка
В насквозь продуваемом деревянном ангаре, где располагалась столярная мастерская, было ужасно шумно. Вокруг пилили, шкурили и сколачивали. Воздух пах влажной древесной стружкой и железом. Работы не останавливались ни на мгновение, и мастер, смотревший на меня, как на чокнутую, явно раздражался.
– Этан, говоришь? – прогудел он и характерно почесал затылок. – А фамилия?
– Да не знаю!
– У нас тут трое Этанов бывает.
– У моего еще подмастерье есть, тощенький и долговязый. Ирвином зовут.
Недоумение на обветренном лице мастера сменилось странной ухмылкой, как будто он знал о нас с плотником какой-то грязный секретец.
– Почему вы так улыбаетесь? – справедливо взъерепенилась я. – Вспомнили, о ком мы толкуем? Или просто подмастерье незабываем?
Забыть Ирвина, честно говоря, было действительно сложно. Лично у меня бедняга вызывал непреодолимое желание защитить, пожалеть и накормить посытнее, чтобы сильным ветром не сносило по улице.
Мастер переглянулся с напарником, который до того заинтересовался разговором, что на время отложил молоток.
– Передать чего, когда он появится? – предложили мне.
– Пусть заглянет в старую чайную лавку.
Я хотела заказать вывеску, даже название, достойное острого начинания, придумала! Буркнув недовольное «спасибо», вернулась домой и, наскоро перекусив, засела за изучение старых матушкиных блокнотов.
В гастрономической магии маме не было равных. Она свято верила, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, а потому любая уважающая себя женщина была обязана освоить приготовление чечевичной похлебки, жаркого из ягненка с черносливом и творожных пончиков. Но к двадцати четырем годам я на практике убедилась, что к сердцу мужчины имелись и другие, менее витиеватые пути, не вынуждавшие стоять у очага по три часа кряду. А умения превосходной хозяйки не смогли удержать в доме моего непутевого отца – сбежал от запеканок, домашних апельсиновых конфитюров и отбивных правильной прожарки так, что только кожаные подошвы на домашних туфлях мелькали.
Читая мамины рецепты, я непроизвольно сглатывала набегающую слюну, запивала кипятком и удивлялась скрупулезности, с какой были расписаны унции каждого ингредиента. Впрочем, матушкина дотошность сэкономила мне кучу времени. Казалось, что смеси специй, расписанные для блюд, только и ждали, чтобы ими воспользовались.
Тут кто-то постучался в стекло садовой двери. Я даже подскочила, как если бы сидела на втором этаже, а в окно неожиданно заскреблись. За порогом стоял Фред. Он сверкнул белозубой улыбкой и продемонстрировал бумажный пакет.
– Я стучался, но ты не открывала, – заявил гость. – Решил проверить кухню.
– Ты ведь не принес крысеныша? – с подозрением вопросила я, отпирая хлипкую дверь.