Калигула - читать онлайн книгу. Автор: Мария Грация Сильято cтр.№ 52

Но Серторий Макрон как раз подходил для такого дела: на все императорские приказы он кивал, лишь запоминая и не прося разъяснений. Потом быстро собрал надёжный эскорт и сразу отправился обратно тем же путём, которым прибыл, а на рассвете восемнадцатого октября нагрянул в Рим. Созвав сенаторов, чтобы, не разъясняя мотивов, объявить приказ императора, Макрон сразу же, пока они поспешно собирались в курию, явился к Сеяну, который ещё спал, и с радостью сообщил ему, что Тиберий назначает его консульским трибуном — на высшую римскую должность, преддверие высшей власти.

С внимательностью ищейки отметив глупую радость, отразившуюся на лице Сеяна и помрачившую его страшный ум, он сообщил далее:

— Сенаторы уже поставлены в известность и ждут тебя для официального приведения к должности, — и почтительно показал декрет о назначении его самого префектом.

С холодным солдатским пиететом посмотрев на приказ, опьянённый новостью Сеян созвал своих ошеломлённых офицеров и быстро раздал инструкции. Увидев, как эти офицеры уставились на него, никому не известного горца из Альбы Фуценции, Макрон подумал, что им ещё представится возможность познакомиться с ним. Потом взглянул на гордо направлявшегося в курию Сеяна, который единым жестом сам лишил себя военной власти, и последовал за ним.

Ещё не взошло солнце, когда к Антонии явился один из бывших центурионов, дежуривший у её дома. Она медленно вышла из личных покоев в садик, где цвели осенние розы, и центурион что-то вполголоса сказал ей. Стоявший неподалёку Гай увидел, как старушка, слушая, склонила голову, потом остановилась, выпрямилась, посмотрела на верного офицера и вдруг улыбнулась. Гай решил уйти, его руки дрожали. Удаляясь, он не обернулся. После бесконечной паузы послышался голос Антонии — она громко звала его.

Элий Сеян триумфально вошёл в курию и тут же констатировал, что все сенаторы собрались раньше его. Но они не сбились кружками, не беседовали в садах, не было опоздавших, выстраивающих тактику в кулуарах. Стояла торжественная, а скорее напряжённая и для многих даже пугающая тишина, поскольку за спиной Сеяна маячили преторианцы, которым Макрон своим грубым зычным голосом отдал первые приказы, и они быстро и организованно окружили курию.

Сеян тоже увидел их за распахнутыми дверьми и окаменел на полушаге. Мгновенно его триумфальное возбуждение сменилось тревогой. Он всё ещё молчал и не двигался, когда Серторий Макрон встал на ступени справа от пустого места Тиберия и поднял опечатанное послание императора. Огромные двери собрания закрылись.

Проверив целостность печатей, Макрон медленно сломал их, развернул свиток и начал, с трудом выговаривая слова, читать этот документ, который был вовсе не назначением, как все ожидали, а безжалостным, неумолимым обвинением:

— Преступление против римского народа!

Сенаторы замерли в испуганном молчании.

Это было обвинение, после которого никто не мог надеяться остаться в живых. Сеян застыл на месте, когда эти произнесённые на вульгарной латыни слова с трудом пробились в его ум. А Макрон в тишине продолжал:

— Он планировал захватить власть, напустить когорты на курию, убить императора...

Фразы, написанные рукой самого Тиберия, медленно произносились в тишине, подавляли всякий импульс как-то отреагировать. Слышалось лишь поскрипывание сидений, чьё-то затруднённое дыхание, а потом понемногу сенаторов охватило трепетное чувство освобождения, кое-кто задвигался, раздались восклицания, и наконец Серторий Макрон неторопливо и с ясным сознанием всемогущества положил прочитанный лист.

Все сенаторы вскочили и с неистовым единодушием, не сговариваясь (уж слишком много бессильной ненависти Сеян посеял в Риме, и слишком внезапным было облегчение от его ниспровержения), начали выкрикивать собственные обвинения. И тут же ликторы, неумолимое орудие правосудия, схватили Сеяна, который уже ни на что не реагировал. Один сенатор крикнул, что нужно немедленно начать процесс, здесь же, не откладывая. И все одобрительно зашумели.

Процесс запустили стремительно. Никто не защищал Сеяна; его многочисленные напуганные соучастники с рвением набросились на него. Он же ничего не говорил. Сенаторы единодушно приговорили его к смерти за преступление против величия римского народа. Через час приговор был приведён в исполнение, и презренный труп изменника бросили в реку.

Рассказ Антонии был краток, она говорила тихо, словно стыдясь, но с ужасающей точностью. Гай слушал, не сводя с неё глаз, не перебивая и не пропуская ни слова. Он ощущал, как внутри разливается что-то, как будто хлебнул кипящей жидкости и открыл для себя, какой лавиной может нахлынуть чувство удовлетворённой мести. А потом над этим возникла другая мысль, от которой он чуть не закричал: может быть, его мать и брат Друз действительно спаслись.

Антония уловила это его чувство, когда он порывисто обнял её, и ласково проговорила:

— Будем надеяться, но не станем питать иллюзий. Никому не удавалось проникнуть в мысли Тиберия.

Новый хозяин Рима с устрашающей силой продемонстрировал свою лютую натуру, когда перебил всю семью Сеяна, включая маленьких сыновей и самую младшую дочь, которую по причине девственности древние законы запрещали предавать смерти. Ей было всего девять лет. Не понимая, что происходит, девочка обещала, что будет вести себя хорошо и слушаться. Прежде чем перерезать ей горло, её изнасиловали под покровом темноты, чтобы соблюсти закон. Но этого показалось мало. Не доверяя быстрым успехам, Тиберий обрушил на Рим десятки процессов, изгнаний, казней, конфискаций.

Что касается Сертория Макрона, нового обладателя огромной власти с вытекающими отсюда выгодами и доходами, он потешил своё горское самолюбие, соорудив в городе, где родился, грандиозный амфитеатр, большей частью высеченный в скале, где и сегодня глубокая чаша обеспечивает чудесную акустику.

А в храме Геракла, которого Серторий Макрон избрал своим покровителем, он воздвиг внушительную статую героя в виде мощного воина, сидящего с чашей вина в руке. Его размеры и грубая внешность, вероятно, были продиктованы обликом нового префекта. Но сам он не догадывался о причине, по которой боги, играющие деяниями людей, внушили ему такой выбор.

Неожиданно император повелел, чтобы последнего сына Германика немедленно доставили на Капри. «Немедленно» по приказу императора означало покинуть дом Антонии в течение часа, так же как в своё время Гая вырвали из ватиканской резиденции, чтобы заключить в доме Ливии.

«Как моего брата Нерона, — подумал Гай. — Его пригласили, подловили и убили».

От этой мысли его обдало ледяным холодом, возник порыв бежать, повторить тщетную попытку Друза. Гай сам отметил, сколь глупа эта мысль: бежать от воли Тиберия можно было лишь путём самоубийства. Но эта мысль увлекала молодость. Антония, заметив перемену на его лице, обняла его с обволакивающей нежностью и шепнула: