В кабинете Стива стояла полная тишина, точно такая же, как и час назад. А возможно, как и десятки лет назад. Он приблизился к письменному столу и подумал о том, что лежит на дне последнего ящика.
Сел в кресло.
Посмотрел на ручку ящика.
Подумал о литературе.
Подумал о том, что у любого книжного персонажа несколько прототипов и что герои часто меняются по ходу истории. Порой Кайл сам не знал, зачем создал тот или иной образ; приходилось доверять своему чутью и писать дальше. Иногда прототипом героя оказывался не тот, кто задумывался изначально, и Кайл понимал это лишь к концу книги.
Существовал ли Кэнделл? Или Стив с Глорией сошли с ума?
Кайл понял, что Британи не вернется. Он почувствовал себя красивой вазой с отбитым краем.
Снова поглядел на нижний ящик стола. Что же могло так подействовать на Стива и Глорию? Какие события меняют нас до такой степени, что из живых людей мы превращаемся в карикатуры?
Кайл выдвинул ящик, но ничего нового не узнал. Ощущение было, что он смотрит на гору Рашмор или Ниагарский водопад. Он словно был туристом в этом мире, которому не принадлежал и никогда не будет принадлежать. Перед Кайлом в пыльном дубовом ящике лежала причина падения – ничего грандиозного или лиричного, отражающего всю скорбь мира и бесконечную боль человечества. Просто оранжевый шнур садового удлинителя. Как это понимать, черт возьми?
«Шелковый пруд»: Британи
Британи Фалконкрест шла не останавливаясь. Когда она проходила мимо поздних крокусов, покрытых инеем, ее озарило, что существует два вида прогулок. Первый – когда ты выходишь за дверь и точно знаешь, что скоро вернешься. Второй – когда ты уверена, что не вернешься никогда.
Город выглядел куда ярче, чем несколько часов назад. Звуки стали пронзительней, и все вокруг казалось не мертвым, а крепко и сладко уснувшим.
Что будет с Кайлом? Ничего, справится. Вначале ему станет больно, но потом все образуется. Легкая боль еще никому не повредила. На прошлое Рождество он мечтал найти идеальную елку, а Британи хотела дерево с характером. Теперь Кайл – дерево с характером. Подумаешь, большое дело. Он уже взрослый.
Британи стояла на углу и размышляла, когда рядом остановился автобус. Двери открылись. Водитель посмотрел на нее и сказал: «Проходите, юная леди».
Внутри было светло и как-то по-хлебному тепло. «Что ж, – подумала Британи, – пусть я не знаю, куда иду, но почему не добраться туда побыстрее?». Она поднялась в салон, поразмыслила, куда ей лучше сесть, и устроилась прямо за водителем.
«Шелковый пруд»: Стив
Стив шел навстречу огням главной торговой улицы города, шел быстро. За спиной осталась банда подростков с петардами и горящий автомобиль марки «хундай». «Хундай» горел так ярко, что стены окружающих домов светились белым. Ночь была тихая, и дым от машины поднимался в небо ровной колонной; пламя почти не шумело – словно воздух медленно выходил из шарика. За огнем Стив разглядел солнечные прожекторы театра – да сегодня премьера! Где же еще быть Глории? Когда он двинулся к театру, мимо пронеслась дюжина полицейских машин с мигалками и выключенными сиренами.
Спектакль уже закончился, прожекторы дали последний электрический залп и потухли. Улица почернела. Стив решил продолжить поиски жены в центре города. Когда глаза привыкли к темноте, из нее выплыли сочные неоновые вывески и огни фар, белые и красные маячки. Сквозь окна ресторана Стив увидел белые скатерти, манящие зажженные свечи, а за одним столиком – тройняшек. Перед ними был праздничный торт в бенгальских огнях. Стив посмотрел направо: там стояла Глория, тоже глядя на тройняшек, на их торт и белые искры. Она плакала.
Стив промолвил:
– Глория, прошу тебя, не плачь. К чему слезы? – Он обнял жену. – Пойдем-ка. Хочу показать тебе одно место.
– Какое?
– Сюрприз.
Стив повел Глорию за угол, где журчал фонтан, играя веселенькими огоньками.
– Вон, гляди, на той стороне площади…
– Что там?
– Сейчас узнаем.
Белое здание было подсвечено снизу, точно торт в голливудском кино. Из торта вот-вот должна была выпрыгнуть танцовщица.
– Пойдем, – пригласил Стив.
Глория посмотрела на табличку. Они собирались войти в планетарий.
– Стив, зачем все это?
– Ш-ш. – Он обнял ее за плечо, и, пока никто не видел, они прошмыгнули за бархатную ленту в длинный тихий коридор. – Сюда. – Стив открыл какую-то дверь. За ней оказалась чистая прозрачная вселенная и звезды, похожие на лужицы детского питания, расплескавшегося по небу. В зале больше никого не было, и Стив попросил Глорию сесть рядом. В самом сердце планетария зажужжали механизмы, завертелась линза, и включились главные проекторы. Стив взял жену за руку. Вместе они стали любоваться северными огнями.
Он повернулся к Глории.
– А что, если бы мы были не людьми, а пришельцами с далекой планеты? Мы отличались бы от остальных землян, и все наши поступки казались бы сверхъестественными и очень важными. Красота, чудо и надежда наполняли бы даже самые простые наши действия. Вот было бы здорово!
– Да, – согласилась Глория.
– А что, если б мы выбросили все наше барахло – дом, книги, плиту, ковры, пыль, – начисто забыли о прошлом и устремились бы в неизвестное?
– Было бы очень здорово, Стив. Правда.
Он слышал только свое и ее дыхание. Звезды молчали. Он пихнул ее в бок.
– Смотри, Большой Ковш.
– Точно.
– А вон Орион.
– Ага.
– Знаешь, Глория…
– Молчи, Стив.
– Почему?
– Потому что слова могут убить чудо.
– Глория, я ведь никогда тебе этого не говорил… Ты очень… ты очень красивая.
Она сжала его руку, и Стив вдруг вспомнил о вещи, которую весь день проносил в кармане брюк.
– Господи, как же я мог забыть? – Он достал из кармана маленькую коробочку и протянул жене. – Глория, дорогая… Хочешь жвачку?
3-
Роджер, как ваш учитель смею напомнить, что хороший автор пишет роман, в котором теряется его личный голос. Мы все мечтаем написать «универсальную книгу» – она будет так хороша, словно у нее и нет автора. В «Шелковом пруде» (Роджер, ну что это за название?!) слишком явственно ощущается ваш голос. Вам нужно потерять свое эго и создать произведение с голосом среднего человека, а не с вашим собственным, Роджер Торп.
Ваши герои похожи на настоящих людей – только не спешите принимать это за комплимент. Персонажи романа должны казаться вымышленными, иначе у читателя не возникнет ощущения, что он читает литературу: смелую, напористую, прекрасную литературу. И что этих людей можно встретить только в книге, больше нигде.