Ильич - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Волков cтр.№ 65

Над сутью души старого человечества.

Бронзовый бог и его апостолы предложили людям небывалое — изменить существующий порядок. То, на что поколения средневековых схоластов и теософов потратили жизни, просто сметалось с порога истории, точно мусор. В корзину небытия летели опавшие листья, пыль, прах, пепел — и философские трактаты разных эпох, от античности до Просвещения. Всё, чем жили сотни миллионов людей, что составляло основы их бытия, оказалось ерундой, чушью, детскими секретиками, закопанными между грибком и песочницей.

Великие творцы ушедших эпох трепетали сердцами над уютными лампадными огоньками в полумраке храмов своих душ, и сонмище их читателей и почитателей жили в святой уверенности, что нет, и не может быть ничего более глубокого, сложного, сильного, серьёзного, чем эти величественные храмы.

Но бронзовый идол отдал приказ — и верящие в его непогрешимую волю люди разорили старые кумирни, безо всякой жалости вынесли на ветер и перетряхнули весь тот хлам, что подспудно копился по углам, не освещённым лампадными огоньками. В храмах устроили дома культуры или картофелехранилища. Вместо лампад зажглись прожекторы. Их лучи осветили в ночи мёртвый булыжник Луны.

Бронзовое божество торжествовало — ему удалось то, чего не сумел никто. Великая, прекрасная и страшная в своём прекрасном величии эпоха подарила человечеству водородную бомбу и зашвырнула его в стылый мрак космоса.

Теперь божество превратилось в сотни тонн цветного металла. Оно лежало на боку и упиралось вытянутой рукой, той самой, что указывала путь сотням миллионов человек, в красноватую средневолжскую глину.

* * *

…Серый, накинув бушлат Афганца, сидел на пороге будки, курил и смотрел поверх груд выкопанной земли на дальние огни. Было тихо, только мурлыкал поставленный на радиорежим ещё Афганцем телевизор. Серый просто выкрутил регулятор громкости и погасил экран. Анжелика Варум исполняла хит этой весны:

Серый подумал, что музыка мешает ему смотреть на ночь, но вставать, идти в будку, выключать телевизор было лень. Он поискал по карманам сигареты, но их не оказалось — оставил на столе.

И за сигаретами идти было тоже лень.

Точнее, назвать ленью то странное состояние, в котором находился Серый, было неправильно. Он словно бы завис между небом и землёй, между прошлой жизнью и жизнью будущей. И если прошлое было для него понятно и чётко очерчено, словно бы высвеченные теми самыми прожекторами, то будущее казалось теперь не просто мглистым, зыбким, непонятным, а представлялось в виде огромного озера с чёрной водой, над которой стелился то ли дым, то ли туман.

Ужасно не хотелось входить в озеро, в холодную воду, в мёртвую холодную воду, в чёрную мёртвую холодную воду, в чёрную мёртвую холодную воду, покрытую туманом… Поэтому Серый и сидел на берегу. Тянул время. Как там пелось в известной песни из детства: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется…»

Вот такой миг Серый и проживал, стараясь ничего не испортить, не нарушить естественное течение бытия и движение небесных сфер. Он представлял себя крохотной песчинкой, точкой в пространстве, где властвуют могущественные силы, управляющие перемещениями планет, звёзд, галактик…

И хотя сейчас звёзд на небе видно не было, Серому все равно казалось, что над ним мерцают тысячи, миллионы небесных светил, бесконечно удалённых от него — и в то же время близких и связанных с его жизнью, с его судьбой.

Варум допела про художника и в будке зазвучала бодрая «Макарена»:

«Макарену» в Средневолжске полюбили «простой, но искренней любовью», её танцевали в детских садиках на утренниках и во время школьных праздников. Челло как-то перевёл текст этой незамысловатой песенки и оказалось, что в ней поётся о шлюхе по имени Макарена, которая спит с друзьями своего парня Витторино, пока того нет в городе.

Серый вспомнил мёртвое лицо Челло и закрыл глаза. Сделать уже ничего нельзя, можно только просто помолчать. Он и молчал, сжимая кулаки, и ногти впивались в кожу, однако эта, физическая боль, не могла перебить ту, другую боль, что жила внутри Серого и никуда не делась, да и не денется уже, похоже, никогда.

Шаги он услышал издали — кто-то поднимался в темноте по склону. Ночной гость был один, и Серый даже не стал открывать глаза. Он представил, как некто подходит к воротам, берётся за ржавое, покрытое капельками росы кольцо на калитке.

Серый был готов к этому, но всё равно вздрогнул, когда до него донёсся протяжный скрип петель — некто открыл калитку и вошёл. Теперь шаги звучали глухо и мягко, от ворот к будке вела глинистая тропинка, пружинистая, словно матрас. И только от угла начинались асбестовые плиты. Клюква стучала по ним каблучками. Но сейчас вместо стука раздался лишь лёгкий шелест.

Гость приблизился, увидел Серого, всё так же сидящего с закрытыми глазами, и остановился шагах в пяти от него.

— Чё пришла? — спросил Серый.

Он знал, кто это. Ему было сложно ответить, откуда пришло это знание. Знал — и всё.

— Знаешь, чё, — тихо ответила Лёнька.

— Лен, уходи. Нет у меня ничего. И ничего уже не будет. Акелла — мёртвый волк.

— Дурак ты, Серенький.

— Дурак, — согласился Серый и открыл глаза.

Лёнька стояла перед ним — в тёплой не по погоде куртке, с тяжёлой сумкой через плечо.

— Уезжаешь что ли? — удивился Серый.

— Переезжаю, — сказал Лёнька и двинулась к будке. — Дай пройти, плечо отваливается.

Серый встал, сделал шаг в сторону. Лёнька вошла в будку, послышался тяжёлый звук рухнувшей на пол сумки. «Макарена» закончилась, её сменила «Агата Кристи»:

Ляг, отдохни, и послушай, что я скажу:

Я терпел, но сегодня я ухожу.

Я сказал: успокойся и рот закрой.

Вот и всё, до свидания, черт с тобой ^[36].