В разговор снова вступаю я:
– Меган, вернуться назад будет очень просто. Все, что для этого нужно, – чтобы вы все отправились туда, где вы были, когда Карен проснулась, – в ту точку времени и пространства, в которой мир сошел с прежних рельсов. Случилось это незадолго до рассвета первого ноября одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года. Идите по своим местам. Ваше присутствие там будет равносильно замыканию нужных контактов электрическим ключом. Вы отопрете мир, вновь распахнете его двери. Насколько я помню, ты, Меган, вместе с Джейн – тогда комочком из восьми клеток – была в приемном покое. Лайнус там же. Венди возилась с Гамильтоном и Пэм в реанимации. Ричард был вон там.
Взмахом руки я указываю нужное направление – склон каньона сразу за дамбой, чуть ниже водослива.
Тут на меня взъедается Гамильтон:
– Ах ты ж, добрая фея, мать твою! Значит, мы здесь в этой заднице загибаемся целый год, а чтобы выбраться отсюда, всего-то и нужно, что забраться всем в больницу?
– Не совсем так, Гамильтон. Наше предложение действительно только с момента его объявления. Пойдем, Карен. Нам пора.
– Нет-нет, Джаред, подожди, – не унимается Ричард. – Ты так ведь и не ответил толком на мой вопрос. Ну хорошо, Карен снова оказывается в коме. Допустим, но я хочу знать, что будет, если мы прекратим спрашивать, перестанем искать нужные ответы на нужные вопросы? Тогда что?
– Тогда вы снова вернетесь сюда.
– Да ну?
– Но тогда вы здесь и останетесь. Совсем.
Выждав паузу, чтобы эта мысль наверняка дошла до сознания каждого, я обращаюсь к Карен:
– Ты готова? Уже почти стемнело.
– Нет, подождите! – это кричит Лайнус. – Мы ведь что-то потеряли – и я не понимаю, получили ли что-то взамен.
Над нами вспыхивает свет. Я отвечаю Лайнусу:
– В жизни мы плачем в трех случаях: когда чего-то лишаемся, когда что-то обретаем и когда происходит какое-то чудо. За сегодняшний вечер ты испытал все эти состояния…
Свет продолжает сиять, в полном безмолвии.
– Карен, пойдем, – повторяю я.
– Погоди, куда вы собрались? Идти-то вам далеко?
Голос Ричарда сухой и скрипучий, как наждачная бумага. Это от отчаяния.
– Карен пойдет на вершину горы, – говорю я. – Она должна взять с собой Джейн. Когда она дойдет до своей вершины, мир возродится, и Джейн появится на свет в тот же день, что и в первый раз.
– Джаред, да ты совсем дурак, – не унимается Ричард. – Куда ей в гору-то лезть. У нее же ноги.
– С ногами у меня все в порядке, Ричард, я не фарфоровая кукла. Я здорова, сил у меня хватит. Жребий брошен.
Карен прощается с друзьями, со всеми по очереди. Ричард стоит рядом с ней, пытаясь перехватить ее взгляд.
– Пэмми, Гамильтон, настанет день, и мы еще выпьем по рюмочке все вместе. Договорились? И обязательно с герцогиней Виндзорской и Джимми Хендриксом. Ох, и посмеемся мы над этим годом… Пэм, говори всегда что думаешь. И ты, Гамильтон, говори то, во что сам веришь. Не бойтесь быть добрыми.
Гамильтон и Пэм явно пришиблены происходящим.
– Эй, ребята, нельзя же так! Все к лучшему и ради лучшего. Вы мне будете сниться, всегда. А иногда, наверное, я буду сниться вам.
Торопливые объятия, как будто поезд уходит. А впрочем, практически так оно и есть. Следующий кто?
– Венди, Лайнус. Вы-то верите, что все это к лучшему? Я рассчитываю на вас, ребята. Измените этот мир.
– Карен…
– Странное чувство, – задумчиво говорит Карен. – Я словно астронавт перед стартом. Вот и вы думайте об этом так же. Такой торжественный, захватывающий момент. Представьте себе, что каждый из нас летит в космос открывать очередной новый мир.
Карен подходит к Меган, из глаз которой ручьем текут слезы прямо на шерстяной свитерок Джейн.
– Меган, ты прекрасная дочь. Ты умная девчонка. Ты замечательная мать. Ты отличная подруга. Не хотела бы я иметь другую дочь.
– Мама…
Карен целует Джейн.
– Какая она у нас красавица. Я счастлива, что могу тебе сказать, как я люблю тебя.
– Она… она с тобой пойдет… сейчас?
– Да, солнышко. Ты уж меня извини. Но это не надолго. В сентябре вы снова встретитесь.
– Но…
Карен берет Джейн на руки и подходит к Ричарду.
– Ричард. Беб. Я все равно буду любить тебя. Даже во сне. И в моих снах… – Она задумывается. – Подожди, мы ведь с тобой так и не поженились?
– Не успели.
– Ну и ладно. В моих снах мы будем женаты, хорошо?
– Да, понятно, но…
– Никаких «но». Поженимся, поженимся – (Последний поцелуй.) – До свидания.
Повернувшись ко мне, она говорит:
– Эй, Джаред. Что с тобой – порезался?
Я прикасаюсь к своему сердцу и вынимаю из него мерцающую звезду. Я переношу ее в ладони и вкладываю в грудь Карен.
– Есть посадка, – докладываю я.
Карен идет по дамбе в сторону подножия горы. Ее тело двигается чуть неуклюже – этакий утенок с обложки телефонного справочника. Обернувшись, она кричит:
– Ребята, я так счастлива, что проснулась! Мир такой замечательный, а будущее оказалось очень интересным. И теперь во сне мне будет сниться, что я не сплю. Мне будете сниться вы, вы все. Спокойной ночи!
Тишина. Я смотрю на остальных. Все стоят неподвижно, словно пригвожденные к месту стремительным и неожиданным развитием событий.
– Эй, вы! – окликаю я их. – Вам тоже пора. Венди, Лайнус с Меган, Пэм и Гэм – марш в больницу. Ричард, ты давай шуруй в свой каньон. Доберетесь до места – сядете и будете ждать. Как только Карен поднимется на вершину, мир вернется.
Пауза.
– Ну, все. Пока, девочки и мальчики. Не поминайте лихом.
– Счастливо тебе, Джа…
Меня уже нет. Я мгновенно впитался в бетон плотины, на время уйдя из их жизни. Мне еще нужно кое-что сделать. Я ведь тоже – часть плана «Б». Моя роль состоит в том, что я остаюсь один на этой теперь уже абсолютно безлюдной, необитаемой планете. Мне предстоит таскаться по ее оскверненным останкам долгие годы, возможно – десятилетия, пока Карен будет лежать в коме. Это тот выбор, который пришлось сделать мне. Случись всему этому повториться – я снова выбрал бы этот путь.
Бог.
Похоже, все будет так: ближайшие лет пятьдесят я буду бегать нагишом по нашим улицам; буду иногда листать порножурналы, посмотрю кое-какие кассеты на видео. Что будет завтра – неважно. Пойдет ли дождь из пауков и скорпионов или же с неба прольется кислота из аккумуляторов – я все равно буду здесь. И, кстати, никакой личной жизни на несколько десятков лет. Вот разве что – мисс Кулачок. Вы только не сердитесь на меня, если я опять похабщину какую сморозил.