Но поработать в архивах Симеон Данилович смог. То есть он не выполнил «задания» комитета, но сделал то, что хотел сделать сам. И еще он завел полезные контакты. Он был заинтересован в том, чтобы и дальше ездить за границу. Не из-за жвачки, тряпок, мохера, магнитофонов и прочей ерунды, которая привлекала тех, кто рвался за рубеж, а в первую очередь из-за возможности получать знания. Хотя магнитофон привез. Жене привозил подарки. Но сам никогда ничего не продавал и использовал только командировочные. Он должен был оставаться безупречным в глазах своих кураторов и вообще всех, кто ведал его отправкой за рубеж. Конечно, за ним следили, его проверяли, давали мелкие задания, требовали заведения все более широкого круга знакомств. Симеон Данилович не считал это предательством кого-либо из людей, с которыми общался.
Хотя когда на него выходили представители западных спецслужб, он сразу же сообщал об этом куратору. Такое случалось дважды. Ему велели «подыгрывать». Он не мог представляться дураком, потому что западная сторона, естественно, выяснила, что он им совсем не является. По заданию куратора он сливал какую-то информацию, денег от западной стороны не брал, просил то, что было ему нужно для его собственной работы. И получал. Кураторы из КГБ не возражали. Вероятно, они его уже считали немного «чудиком». Но знали, что он никуда не собирается сбегать и даже ни разу не предпринял попытки остаться на Западе. Его все устраивало. Он занимался тем, чем хотел заниматься, по советским меркам был обеспеченным человеком и при этом не директором магазина и не заведующим складом, а ученым, уважаемым в СССР и признанным на Западе, что в те времена немало значило. У него была квартира, оставшаяся от родителей, машина, которую в советские времена было не так-то просто купить. Когда жена захотела дачу, приобрели дачу. Вот только детей Господь не дал.
А потом на Симеона Даниловича вышел француз – потомок лесопромышленника Мещерякова, уехавшего во Францию. Вышел он через кого-то из Синеглазовых, которые пригласили Симеона Даниловича к себе. Профессор сразу сообщил куратору о приглашении французских Синеглазовых. Так было положено, если сам не хочешь огрести проблемы.
– Идите, конечно, – дал добро куратор.
Потом Симеон Данилович написал отчет (что тоже было положено) о том, что с ним просто решили познакомиться и родственники, и их друзья, которые «поняли», что он не шпион, а выполняет свою работу. В те годы Советский Союз как раз стал расширять связи с зарубежными странами. Конечно, требовались люди, знающие, как ведется международная финансовая деятельность – такие, как Синеглазов. По утверждениям Симеона Даниловича (кураторам из КГБ), это было просто знакомство с родственниками.
Но дело было в том, что родственников в России хотел найти потомок лесопромышленника Мещерякова, даже, скорее, не родственников. Он хотел найти потомков всех тех, кого воспитала Аполлинария Антоновна Пастухова.
– Он увлек меня идеей отыскать потомков всех этих детей, выяснить, как сложилась их судьба. Он был таким же, как ты, Даша, и каким стал я благодаря ему. Я вообще любил искать информацию в архивах, справочниках… Это «моя» работа. Может, мне следовало стать архивариусом? Мне интересен поиск не в интернете, а именно в старых хранилищах: в библиотеках, где стоит много старых томов, в архивах, где хранятся бумажные документы. Хотя и их теперь все больше и больше оцифровывают. Но даже запах старого книгохранилища не сравним ни с одним другим в мире! Ты когда-нибудь держала в руках церковно-приходские книги?
Я покачала головой. А мой учитель рассказал, что такого душевного трепета не испытывал никогда. Он говорил про самый первый раз, когда у него в руках оказалась православная метрическая книга. В России их также называли троечастными, потому что они состояли из трех частей: о родившихся, о бракосочетавшихся и об умерших. Иногда подобные метрические книги – единственный способ найти информацию о своих предках. Почерпнуть можно довольно много информации кроме дат рождения и крещения, пола и имени. В таких книгах указывалась сословная принадлежность, владельческая принадлежность (пока существовало крепостное право), вероисповедание и даже незаконность рождения, если ребенок появился на свет вне брака. И еще были данные про отца и мать, крестных, священнослужителя, о месте крещения (дома или в церкви). Вступающие в брак сообщали не только то, что мы теперь называем персональными данными, но и какой у них брак по счету. Также по этим книгам можно выяснить места захоронения предков.
Они велись в двух экземплярах, один оставался в церкви, второй отсылался в архив. Оба, конечно, были рукописными. В 1918 году подобной работой стали заниматься в органах ЗАГСа.
– И вы нашли по ним данные о рождении всех детей, которых воспитала Аполлинария Антоновна? – спросила я.
– Да! Я кое-что знал сам, порылся в бумагах, оставшихся от предков. Мещеряков мне сообщил то, что знал. Было с чего начинать поиски. Это так увлекательно! А если бы я еще знал про дневники Аполлинарии Антоновны…
– Вам не пришлось бы делать лишнюю работу.
– Я нисколько не жалею о том, что ее проделал, Даша. Мне было интересно. Это мое… Наверное, следует сказать «хобби»? Пойми, Дашенька, в моей жизни была только работа. Я не занимался воспитанием детей. Театры и кино меня никогда не интересовали. Я не люблю и не понимаю музыку. Я занимаюсь спортом для здоровья. Я никогда не ходил ни в какие секции, не состоял ни в каких клубах. Но я понимаю, что нужно двигаться и закаливаться, если хочешь пожить подольше. Я по своей природе историк. Или мне природой были даны определенные склонности, я родился с необходимыми для историка чертами характера. Я легко приобрел навыки работы с архивными материалами, я могу быстро разобраться с любым каталогом, любой библиотечной системой. Я знаю, где что нужно искать. Я умею очень быстро читать и «улавливать» нужную мне информацию. Вот ты умеешь переходить по ссылкам в интернете, а в архиве ты вполне можешь потеряться.
Я рассмеялась. Вскоре после того, как я стала «ногами» профессора Синеглазова, я уже не могла потеряться ни в одном архиве.
– Занимаясь воспитанниками Аполлинарии Антоновны, мне пришлось прошерстить только православные метрические книги, но ведь были и другие. Католические, лютеранские, мусульманские, иудейские, баптистские. А кроме них полицейские чиновники вели еще старообрядческие и сектантские метрические книги. Но это основные документальные источники для изучения истории какого-то рода, составления родословной. Других нет почти никогда. Хотя есть семьи, знающие, чем занимались их предки и три века назад, и раньше. Мне доводилось такие встречать.
Симеон Данилович за свою жизнь прочитал массу книг на разных языках на интересовавшие его темы. Он всегда занимался тем, чем хотел заниматься. Наверное, это счастье. И в восемьдесят лет профессор Синеглазов мог сказать: если бы можно было прожить жизнь заново, он сделал бы все точно так же. Может, изменил бы какие-то мелочи, не допустил мелких ошибок. Но главная линия его жизни была бы такой же. Он выбрал бы ту же специальность. Он занимался бы той же самой работой. И он рад, что родился в то время, в которое родился – до появления интернета.