К черту.
— Живой, — ответил я, запуская пальцы в податливые светлые волосы. — А ты — сумасшедшая… Нас могут увидеть.
— Не увидят. — Гижицкая щелкнула пальцами, и стекла в “Астон Мартине” начали стремительно темнеть, наполняя машину густой непроглядной темнотой. — И теперь ты никуда не убежишь.
— Если честно — я и не собираюсь.
— Ну и славно, — прошептала Гижицкая.
И жадно накрыла мои губы своими.
Глава 24
Эта ночь определенно стоило того, чтобы запомнить ее надолго. До дома Гижицкой мы все-таки добрались… примерно через час. По дороге я успел немного остыть, но ее сиятельство еще не в достаточной степени почувствовала себя живой — и потребовала, чтобы я проводил ее сначала до дверей, потом внутрь, потом в будуар, оттуда в ванную комнату…
И только под жаркими струями душа я расслабился окончательно. Нет, какая-то часть до сих пор не до конца верила в происходящее. В смысле — не верила, что хитрющая, вредная и умеющая с легкостью виртуоза крутить мужиками графиня вот так запросто бросится в омут страсти только потому, что какой-то водитель грузовика выехал на дорогу, толком не посмотрев по сторонам.
Потеряла голову, предало собственное тело — это уж точно не про Гижицкую.
И все же. Я не сомневался, что и гонка, и спектакль в кабаке, устроенный для одного-единственного зрителя, для чего-то ей нужны.
Но банальной подставы ожидать не приходилось. В случае огласки или даже обычных сплетен ее сиятельство попадала на прицел пера борзописцев или обладателей чересчур длинных и острых языков ничуть не меньше меня. Да и оставалось ли у нас то, что еще можно было потерять? Репутация у нас обоих и без того выглядела сомнительно: роковая красотка, владелица скандально-известных клубов — и уличный гонщик, за бедлам в центре столицы высочайшей волей отправленный в третьесортное военное училище.
По пути наверх к будуару Гижицкой — через прихожую, гостиную, по лестнице — мы не встретили ни одного из слуг ее сиятельства. То ли просто повезло… то ли графиня уже давно вымуштровала домашних так, что они умели не попадаться на глаза — и перемещаться по коридорам так, чтобы внезапные ночные гости не попадались на глаза им.
Нас не видел никто — кроме пьяной и многочисленной юнкерской братии. Но уж за них я был спокоен: вряд ли даже Куракину пришло бы в голову болтать лишнее, кому не следует.
И самое главное — плевать я хотел на какие-то там пересуды, недовольство деда и прочую ерунду. Сегодня уж точно. Графиня определенно стоила всего этого — и даже больше. Не то, чтобы я так уж успел истосковаться по женской ласке, но это было…
Чудесно? Определенно не самое подходящее слово.
Горячо? Еще как.
Исступленно, на всю катушку, до отсечки, до дрожи во всем теле? Уж точно.
Странно, местами даже не грани? Пожалуй…
И все-таки я не отказался бы повторить все это снова — несмотря на исцарапанную до крови спину. Ткань рубашки при каждом движении задевала опухшие борозды, оставленные безупречным маникюром Гижицкой, и тело ощущало будоражащую боль. Но даже это… нет, конечно, не приносило удовольствие — и все же дополняло прошедшую ночь до чего-то особенного, целостного.
Как и то, что Гижицкая отправила меня восвояси даже до того, как за окном начало светать. Не выгнала, не попросила уйти — но ясно дала понять, что наше внезапное приключение подошло к концу. Видимо, графиня почувствовала себя живой в достаточной степени, чтобы, наконец, лечь и как следует выспаться.
Я не возражал — скорее наоборот, почувствовал то ли облегчение, то ли просто долгожданный покой. Мне еще предстояло как-то “переварить” все случившееся, и куда проще было бы заниматься этим в одиночестве.
Выйдя на улицу, я поправил ворот и втянул носом воздух. Холодный, почти без запаха: до зимы было еще далеко, но по ночам уже как будто чуть подмораживало. “Астон Мартин” Гижицкой стоял чуть дальше по улице на обочине и тускло поблескивал фарами в свете фонарей, словно приглашая прокатиться. Но я бы не стал — даже останься каким-то чудом у меня ключи. Обстановке не то, что располагала — настойчиво требовала прогуляться пешком. Спокойно, не торопясь. Сначала до Невского, свернуть налево, перейти улицу…
Но стоило мне сделать буквально пару шагов, как дорогу мне перегородила огромная темная фигура. Я не заметил соглядатая в утреннем полумраке — он то ли удачно укрылся в тени здания, то ли прятался под каким-то хитрым маскировочным заклятьем.
Без лишних раздумий я выставил Щит и тут же сложил пальцы на свободной руке, заряжая Серп. Не медлительного Горыныча или сравнительно безобидную Булаву, а полноценное боевое заклятье. Чтобы ударить без всяких там предупредительных “выстрелов в воздух”.
Но драться не пришлось.
— Тихо, тихо, Сашка! Свои…
Андрей Георгиевич отступил на шаг, выставляя вперед ладони. Я вдруг подумал, что не стоило ему выпрыгивать на меня вот так, без предупреждения. От неожиданности я вполне мог ударить бы ударить со всей силы.
И пробить защиту Одаренного пятого магического класса… Да, пожалуй, теперь — пробил бы.
— Пришибешь еще ненароком старого. — Андрей Георгиевич нервно усмехнулся и шагнул мне навстречу. — Ты как, закончил… свои дела?
О да, еще как.
— Вы что, за мной следили? — проворчал я.
— Мне не нужно ходить за тобой по пятам, чтобы знать, где ты. Но знать при этом — положено. Сам понимаешь.
— Понимаю, — вздохнул я.
В общем-то — ничего удивительного. На мне целая гирлянда плетений до второго класса включительно. Наверняка парочка из них завязаны на слежку… Остается только надеяться, что мои похождения хотя бы не транслируются деду прямо в голову.
— Меня не интересует, чем ты там занимаешься ночью под одеялом… Ну, или без одеяла — не знаю, как теперь принято у молодежи. — Андрей Георгиевич будто прочитал мои мысли. — Но теперь вот ты срочно понадобился. Дела, так сказать, семейные.
Старый безопасник все еще улыбался, но в его единственном глазу веселья уже не осталось ни капли. И я понял, что случилось что-то важное. Может, и не смертельное, не катастрофического масштаба — но уж точно не радостное.
— Поехали, Сашка. — Андрей Георгиевич указал на припаркованную в полусотне метров “Волгу”. — Покажу тебе кое-что.
От его слов… нет, скорее даже от тона, которыми они были произнесены, я тут же внутренне напрягся и подобрался, словно ожидая каких-то неприятностей прямо сейчас. Да и вид безопасника намекал — нам предстоит что-то необычное. Важное и тайное — если уж дед отрядил своего верховного стража лично. Андрей Георгиевич был одет в гражданское: самые обычные темные штаны с короткой курткой и утепленные осенние ботинки. Крепкие, непромокаемые — но все-таки достаточно легкие для бега. Как и вся остальная “экипировка” — нарочито-неброская и свободная, почти не стесняющая движений.