Хотя момент, когда разразилась Интифада, и стал сюрпризом, в самом восстании ничего удивительного не было, по крайней мере для тех, кто обращал хоть какое-то внимание на операции, осуществляемые Израилем на этих территориях при поддержке США. Что-то обязательно должно было случиться, больше люди терпеть не могли. В предшествующие двадцать лет палестинцы, жившие при режиме военной оккупации, подвергались скотскому обращению, жестоким репрессиям и безжалостному унижению. Жалкие остатки их страны исчезали у них на глазах по мере того, как Израиль воплощал в жизнь свои программы строительства поселений, возводил колоссальную инфраструктуру, призванную интегрировать самые значимые территории в Израиль, воровал ресурсы и применял другие меры, препятствовавшие независимому развитию, – неизменно при решающей военной, экономической и дипломатической поддержке со стороны Соединенных Штатов, равно как и идеологического содействия в деле формулирования новых вопросов и тем.
Давайте возьмем только один из множества случаев, не привлекших к себе внимания и не вызвавших озабоченности на Западе: незадолго до Интифады палестинскую девочку Интиссар аль-Атар застрелил прямо на школьном дворе житель соседнего еврейского поселения
[297]. Он был одним из нескольких тысяч поселившихся в Газе израильтян, которые пользовались значительными государственными субсидиями, пребывали под защитой многочисленного военного присутствия, отняли обширные земли и скудные в Секторе Газа запасы воды, которые «вели роскошную жизнь в двадцати двух поселениях среди 1,4 миллиона обездоленных палестинцев», как описал это преступление израильский ученый Ави Рац
[298].
Убийцу школьницы, Шимона Ифраха, арестовали, но вскоре суд выпустил его под залог, определив, что «преступление недостаточно серьезно», чтобы содержать мужчину под стражей. Судья объяснил, что Ифрах хотел не убить, а только напугать девочку, выстрелив в нее на школьном дворе из пистолета, и его никак нельзя считать «уголовником, которому надо преподать урок, заточив в тюрьму». Ифраху дали семь месяцев условно. Услышав это решение, находившиеся в зале поселенцы бросились петь и танцевать. А мир, как водится, промолчал. В конце концов, самое обычное дело.
Уже после того, как Ифраха освободили, израильские СМИ сообщили, что вооруженный армейский патруль открыл стрельбу на школьном дворе в лагере беженцев на Западном берегу реки Иордан и ранил пятерых мальчишек, тоже, по-видимому, желая их «напугать». Никаких обвинений не последовало, и случай, опять же, прошел незамеченным. Он стал всего лишь очередным эпизодом программы «безграмотности в качестве наказания», как окрестила ее израильская пресса. В эту же программу входит закрытие школ, использование гранат со слезоточивым газом, избиение прикладами учащихся и лишение тех, кто стал жертвами, медицинской помощи.
После двух лет бесчеловечных, садистских репрессий Рабин проинформировал руководство неправительственной организации «Шалом ахшав», что «жители территорий подвергаются жесткому военному и экономическому давлению». В конечном счете «они будут сломлены» и «согласятся на условия Израиля», что, собственно, и случилось, когда Арафат в результате достигнутых в Осло договоренностей вернул контроль.
Мадридские переговоры между Израилем и «внутренними палестинцами» безрезультатно тянулись с 1991 года, камнем преткновения на них было требование Абдула Шафи прекратить практику расширения израильских поселений. Все эти поселения были незаконны, что неоднократно признавали международные власти, в том числе и Совет Безопасности ООН (среди прочих его решений можно назвать Резолюцию № 446, принятую двенадцатью голосами при трех воздержавшихся – Соединенных Штатов, Великобритании и Норвегии
[299]). Позже незаконность поселений подтвердил и Международный суд ООН. В конце 1967 года, когда программа строительства только начиналась, что дело нечисто, признавали также чиновники правительства и представители высшего руководства Израиля. Преступное предприятие включало в себя масштабную экспансию и аннексию Большого Иерусалима – явно в пику неоднократным директивам Совета Безопасности
[300].
Израильскую позицию на момент начала Мадридской конференции безошибочно обобщил израильский журналист Дэнни Рубинштейн, один из самых информированных аналитиков по проблеме оккупированных территорий
[301]. Он написал, что в Мадриде Израиль и Соединенные Штаты могли согласиться на какую-нибудь форму автономии Палестины, на чем настаивали Кемп-Дэвидские соглашения 1978 года, но это была бы «автономия лагеря военнопленных, которым разрешается “автономно” и без стороннего вмешательства готовить еду либо проводить культурные мероприятия»
[302]. Палестинцы получили бы чуточку больше, чем у них было: контроль над местными учреждениями, – а израильская программа строительства поселений продолжалась бы дальше. Во время Мадридской конференции и тайных переговоров в Осло эта программа быстро расширялась, сначала при Ицхаке Шамире, а потом при Ицхаке Рабине, который, придя к власти в 1992 году, хвастался, что его стараниями «на территориях возводится больше поселений, чем когда-либо после 1967 года». Свой ключевой принцип Рабин объяснял лаконично: «Важно то, что находится в границах, а вот где эти границы располагаются, не так существенно до тех пор, пока государство [Израиль] занимает большую часть территории Земли Израильской [Эрец Исраэль, бывшая Палестина] со столицей в Иерусалиме».
Израильские ученые сообщали, что правительство Рабина преследовало цель радикально расширить «зону влияния Большого Иерусалима», протянув ее от Рамаллы до Хеврона и далее – к границе Маале-Адумима рядом с Иерихоном, таким образом «замкнув кольцо непрерывных израильских поселений в зоне влияния Большого Иерусалима, чтобы полностью окружить палестинские общины, ограничить их развитие и исключить любую возможность того, чтобы Восточный Иерусалим мог стать палестинской столицей». Кроме того, велось активное строительство обширной сети дорог – фундамента, на который опиралась вся модель поселений»
[303].