Тимофеич, узнав про мое горе, усмехнулся, обозвал Башашкина трепачом и взял дефектную маску на свой завод:
– Мы, сын, такие штуки для космоса лепим, что твою резиновую фитюльку починить – нам раз плюнуть.
Но то ли они там толщину стекла не рассчитали, то ли вырезали неровно края, то ли еще что-то накосячили, но воду маска вообще теперь не держала, протекая, как дуршлаг. Я взял ее на испытание в бассейн на Мироновской улице, куда мы всем классом ездим на 22-м троллейбусе два раза в месяц, и чуть не захлебнулся. Вот вам и космос!
Увидев мою расстроенную физиономию, дядя Коля спросил, в чем беда, и успокоил:
– Не плачь, боец, у меня в «бондарке» есть такой клей, что твоя маска будет герметичной, как глубоководный батискаф! Погружайся хоть в Мариинскую впадину!
Но от чудо-клея резина сделалась пористой и твердой, как пенопласт, а потом и вообще рассыпалась. Теперь я еду к морю без маски, а это, как говорит дядя Юра, то же самое, что выдвигаться на курорт без жены. Или с женой? Забыл.
Наконец мы пересекли Садовое кольцо. Справа, в кассу углового кинотеатра «Спартак» стояла очередь, но на какой фильм, непонятно: афиша прикреплена вверху, над карнизом второго этажа. Из автобуса не видно.
Лида тем временем порылась в сумочке и тяжко, с всхлипом вздохнула, а подбородок у нее предательски задрожал.
– Ну вот!
– Что случилось?
– Я Вальке хотела на работу позвонить, спросить, что тебе из еды в дорогу купить, приготовила две копейки и забыла на столе. Из-за твоих консервов для рыбок!
– Нет, из-за желатина! – возразил я.
– Какая теперь разница!
– Большая. Не волнуйся, у меня есть чем позвонить.
– Опять? – строго спросила она.
– Не переживай, мне в столовой сдачу дали.
– Точно?
– Точно! – Я нашел в кармане и протянул ей двушку.
– Ну смотри у меня!
О, это совсем особая история! Однажды Ренат притащил откуда-то целый ящик алюминиевых кружочков – отходов штамповочного цеха, где работал его дядя Шамиль. Мы как раз играли в мушкетеров, и нам страшно не хватало для достоверности «пистолей», которыми буквально швырялись все: и король, и кардинал, и мушкетеры, и гвардейцы, причем целыми кожаными мешками. Мол, получите, любезнейший, и избавьте меня от благодарностей! Я вот дожил почти до тринадцати лет и еще ни разу не видел, чтобы кто-то, расплачиваясь в магазине, метнул на прилавок бумажник или портмоне, мол, сдачи не надо! Широко жили во времена Людовика Тринадцатого!
И вот нам вдруг привалило такое богатство! Ренат половину оставил себе, а остальное разделил поровну между нами – мушкетерами. Первым делом мы начали играть на «пистоли» в кости, как Атос с Портосом и Арамисом. Откуда у нас кости? Странный вопрос! К любой раскладной игре, будь то «Золотой ключик» или «Доктор Айболит», прилагаются кубики с черными точками на гранях, их надо бросить и сделать фишкой столько ходов, сколько выпало очков. Но мы-то играли не на «ходы», а на «пистоли». Бабушка Маня из старого носка сшила мне специальный мешочек на затягивающемся шнурке, и я теперь мог, как в кино, бросить на стол с тяжелым звоном кошелек и устало сказать: «Возьмите, милейший, выпейте за меня бургундского с хорошим каплуном, но избавьте от ваших от благодарностей!» (Все время забываю посмотреть в словаре, что такое «каплун».) Потом, конечно, я забирал свой мешочек назад.
И вдруг Колька Виноградов выяснил удивительную вещь: с помощью наших «пистолей» можно звонить из телефона-автомата. В общежитии есть «казенный» телефон, он стоит у коменданта Колова, но к нему почти всегда очередь, а говорить можно не больше пяти минут. К тому же все смотрят тебе в рот и внимательно слушают. А тут ты, как взрослый, входишь в кабинку, закрываешь дверь, снимаешь трубку, слышишь гудок, опускаешь в щель «пистоль», и пожалуйста: «Алло, тетя Валя, это я, Юра… Как жизнь молодая?» Так продолжалось больше месяца. Но вот однажды Лида торопилась на семинар, я увязался с ней, так как райком рядом с Пушкинской библиотекой, да и мороженое можно по пути ненароком выпросить. Когда мы подходили к остановке, она вдруг вспомнила, что не позвонила подруге Шилдиной и не поздравила с днем рождения. Троллейбуса не было, а рядом, сбоку, к торговому техникуму притулились две будки с автоматами. Лида так же, как и сегодня, сунулась в кошелек, но не нашла двухкопеечную монету и чуть не заплакала от огорчения, глаза у нее всегда на мокром месте.
– Как же так? Ну вот опять…
Я свеликодушничал, достал из мешочка пару «пистолей» и объяснил, как пользоваться: надо протолкнуть «монетку» в щель чуть сильнее, чем обычную двушку, ведь алюминий гораздо легче меди. Лида сначала просветлела лицом, даже сделала несколько шагов к автоматам, но потом нахмурилась:
– И давно ты так звонишь?
– Нет, – соврал я, понимая, что влип, как Шурик в «Операции “Ы”».
– Сколько раз?
– Ну, пять-шесть…
– Врешь!
– Не больше десяти! – сознался я, уменьшив свою вину втрое.
– Значит, ты обманул государство на двадцать копеек! Да, это немного, но, встав на такой опасный путь, ты можешь далеко зайти! Понимаешь?
– Я больше не буду! На семинар опоздаешь! – кивнул я на приближавшийся троллейбус.
– Ты кем вырастешь?
– Кем?
– Каз-но-кра-дом! – по слогам ответила Лида. – Отдай!
– Я сам выброшу!
– Врешь! Дай сюда!
Я покорно отдал мешочек с «пистолями», спросив жалобно:
– А что ты с ним сделаешь?
– Отнесу на помойку!
– Но мы же играем в мушкетеров…
– За такие игры в колонию отправляют! – отрезала Лида и побежала на посадку, оставив в воздухе суровый запах «Красной Москвы».
«Москвой» она душится, когда идет в райком, а если в гости, то пробником – «Ландыш серебристый».
На следующий день я бросился к моему другу Ренату, чтобы он из своего ящика отсыпал мне еще пистолей, но в хижине Билялетдиновых страшно ругались по-татарски. Выскочив ко мне на минуту, Ренат быстрым шепотом объяснил, что его младший брат Махмуд додумался ходить к Бауманскому метро, где у входа стоят четыре будки, и продавать «пистоли» гражданам, оказавшимся без телефонной мелочи, на пятачок три алюминиевых кружочка. За неделю он наторговал на трешку. Там его и взял за ухо участковый Антонов, случайно проходивший мимо. Для начала капитан ограничился строгим разговором с дядей Амиром и конфискацией ящика с «пистолями», а их оставалось столько, что звонить можно – до пенсии. В общем, дворник отлупил Махмуда заодно с Ренатом метлой, да и дяде Шамилю тоже досталось за пособничество.
На этом история не кончилась. Где-то в марте я пошел за картошкой… Нет, не в магазин «Овощи-фрукты». Тут надо объяснить. У нас в общежитии на площадке, которая когда-то была частью большого зала с мозаичным полом, справа у стены стоят высокие, до самого потолка, шкафы с секциями, одна из которых отведена нашей семье. Отец внизу набил частые планки и сделал два отделения, маленькое для моркови, а большое для картошки, ее все общежитие осенью покупает мешками с грузовиков. В магазине она стоит десять копеек за килограмм, а если прямо из колхоза, «с машины», выходило, как подсчитала Лида, восемь копеек, и картошка эта лучше магазинной, почти отборная. В большой отсек умещалось три мешка и хватало до весны. Морковь покупали с тех же грузовиков – ведрами, и тоже выходило дешевле, чем в магазине.