— Ширли… — подал голос Херб.
— Не сейчас, — оборвала я его. — Не сейчас. Выметайтесь
отсюда. Чтоб духу вашего здесь не было.
Патрульный Айлингтон тем временем схватил салфетки со стола
и начал промокать подол моей юбки.
— Прекрати! — Мои пальцы сомкнулись на его запястье. — С
чего ты решил, что по пятницам меня можно лапать?
— Я просто подумал.., кофе еще не впитался…
— Сделай мне одолжение, уйди немедленно, — попросила я. — До
того, как я надену кофеварку тебе на голову.
На том они, конечно, ушли, а потом еще долго обходили меня
стороной. На лице Херба читался стыд, Айлингтона — недоумение. Понятное дело,
он же извинился, так чего я продолжаю злиться?
А неделей позже, другими словами, в тот день, когда
разверзся ад, они вдвоем появились в коммуникационном центре, где-то после
полудня. Джастин вошел первым, с букетом, Херб — за ним. Практически прятался
за его спиной, словно думал, что я начну швыряться пресс-папье.
Дело в том, что я не злопамятна, не могу долго дуться на
человека. Любой, кто меня знает, это подтвердит. День, два, конечно, злюсь, а
потом злоба уходит, как вода между пальцами. Эти зашли такие аккуратненькие,
прямо парочка маленьких мальчиков, явившихся к учительнице извиниться за то,
что во время самоподготовки дурачились вместо того, чтобы учить уроки. Еще одна
характерная для мужчин черта. То они готовы вцепиться друг другу в глотку из-за
какой-то ерунды, например, счета в матче по бейсболу, то вдруг становятся
такими смирными, будто сошли с картины Нормана Рокуэлла. А минутой позже уже
залезают к тебе в трусы или собираются залезть.
Джастин протянул мне букет. Цветы они собрали на поле за
нашим зданием. Ромашки, колокольчики. Даже несколько одуванчиков, насколько мне
помнится. Вот это меня и обезоружило. Если б они принесли розы из теплицы
вместо мальчишечьего букета, я бы наверняка злилась на них дольше. Юбка-то была
хорошая, а я терпеть не могу выбрасывать практически новые вещи.
Джастин Айлингтон вошел первым, внешне он напоминал звезду
футбольной команды, высокий, широкоплечий, голубоглазый, с темными вьющимися
волосами. Надеялся растопить мое сердце и, надо признать, у него получилось.
Протянул букет. Мы извиняемся, дорогая учительница. В цветах
белел конверт.
— Ширли, — голос Джастина звучал серьезно, но в глазах
прыгали смешинки, — мы хотим с тобой помириться.
— Это точно, — добавил Херб. — Я себе места не нахожу из-за
того, что ты на нас сердишься.
— Я тоже, — соглашается с ним Джастин. Я сомневалась"
что он говорил от души, но вот голос Херба звучал искренне, и меня это
устроило.
— Ладно. — Я взяла цветы. — Но если вы еще раз…
— Нет! — воскликнул Херб. — Ни в коем разе! Никогда! — Так
они, разумеется, все говорят. Только не обвиняйте меня, что я отношусь к
мужчинам с предубеждением.
Просто я — реалистка.
— Если сделаете, точно заработаете по «фонарю». — Я
посмотрела на Айлингтона. — И вот что я тебе скажу, раз уж мать тебя этому не
научила: с льняной материи кофейное пятно не ототрешь.
— Ты уж загляни в конверт. — Джастин все старался покорить
меня взглядом своих синих глаз.
Я поставила вазу на стол и вытащила конверт из ромашек.
— Надеюсь, там не порошок, от которого чихают? — спросила я
Херба. В шутку, конечно, но он энергично замотал головой. Глядя на него,
возникала мысль, что даже квитанцию о штрафе за превышение скорости он
выписывает с извинениями. Но с другой стороны, патрульные на дорогах меняются.
Должны.
Я открыла конверт, ожидая найти в нем открытку с новыми
извинениями, только в стихотворной форме, но увидела сложенный листок. Достала,
развернула и поняла, что это подарочный сертификат универмага «Джей-Си Пенни»
на пятьдесят долларов, выписанный на мое имя.
— О нет, — вырвалось у меня и сразу захотелось плакать.
Тут я должна сказать еще про одну особенность мужчин: когда
ты на них особенно сердита, они вдруг проявляют такую щедрость, что место
злости сразу занимает стыд.
Начинаешь корить себя, что так плохо думала об отличных
парнях. — Ребята, вот это совсем ни к чему.
— Наоборот, — отрезал Джастин. — Мы вели себя так глупо.
— Ужасно глупо, — поддакнул Херб. Теперь он кивал, не сводя
с меня глаз.
— Но это слишком много!
— Согласно нашим расчетам, нет, — ответил Айлингтон. — Мы же
должны возместить не только юбку, но и моральный ущерб, и боль, и страда…
— Я же не обожглась, кофе был чуть теплый…
— Возьми, Ширли, — сказал Херб решительно. Еще не стал
мистером Мальборо, но дело шло к этому. — Не спорь с нами.
Они очень меня порадовали, и я никогда это не забуду.
Видите ли, потом произошло что-то ужасное. И так хорошо, что
весь этот ужас можно хоть чем-то уравновесить, скажем, трогательным поступком
этих двух олухов, которые компенсировали мне не только стоимость юбки, но и
заплатили за доставленные неудобства и испорченное настроение. Да еще подарили
цветы. И когда я вспоминаю случившееся позже, я всегда вспоминаю и этих парней.
И прежде всего — собранные ими полевые цветы.
Я поблагодарила их, и они направились наверх, возможно,
сыграть в шахматы. В конце лета обычно проводился какой-то турнир, победитель
которого получал маленькое бронзовое сиденье для унитаза. Называлось оно «Кубок
Скрантона». Все это кануло в Лету, как только Тони Скундист вышел на пенсию.
Эти двое уходили с чувством выполненного долга. И, полагаю, в определенном
смысле они его выполнили. Вот я и решила, что на оставшиеся от покупки юбки
деньги куплю им большую коробку шоколадных конфет или теплые перчатки. От
перчаток проку, конечно, больше, но это очень уж домашний подарок. Я же в конце
концов их диспетчер. Перчатки могли им купить и жены.
Они не просто всунули в вазу цветы, но попытались составить
букет, даже добавили зелени, как делают в больших цветочных магазинах, но вот о
том, чтобы налить воду, забыли. Над тем, чтобы букет выглядел красиво,
подумали, а про воду забыли: для мужчин это типично. Я взяла вазу и направилась
на кухню, когда на связь вышел Джордж Станковски. Он кашлял и по голосу
чувствовалось, что он смертельно напуган. Позвольте вам кое-что сказать. Можете
даже записать мои слова, если вы коллекционируете аксиомы жизни. Полицейский
оператор средств коммуникации боится только одного: услышать по радио
испуганный голос патрульного. Джордж назвал код 29-99. 99 — это «общая
тревога». 29.., если вы заглянете в «Руководство», то увидите напротив числа
кода 29 только одно слово. И слово это — катастрофа.