Гении сыска. Этюд в биографических тонах - читать онлайн книгу. Автор: Даниэль Клугер cтр.№ 84

Заметим, что в том же возрасте третий, или, вернее, первый из Большой Тройки, служит в армии, мошенничает, корсарствует, сидит в тюрьме, бежит с каторги. Иными словами, оказывается по другую сторону баррикады, которую защищают его коллеги.

Но рассмотрим теперь то, как каждый из них пришёл к делу всей жизни. Делу, принесшему им славу и — да-да, бессмертие.

Видок — первопроходец. Его энергии, изобретательности, артистизму Европа обязана появлению первой на континенте криминальной полиции, а в дальнейшем — и первого частного сыскного бюро.

Поллаки становится учеником Чарльза Филда. Затем открывает собственное частное детективное бюро.

Пинкертон работает у старшего брата, занимающегося охраной железнодорожных грузов. Затем открывает собственное частное сыскное агентство.

Вот с этого момента сходство существенно усиливается. Все трое показывают себя непримиримыми борцами с преступностью.

Все трое активно и охотно используют новейшие достижения криминалистики, от которых полиция с досадой отмахивается.

Все трое показывают себя противниками сложившихся стереотипов — как профессиональных, так и социальных.

Видок приглашает на работу бывших преступников, доказывая, что преступниками многие становятся от безысходности.

Поллаки всемерно помогает борьбе революционеров с преследующими их властями. Да и сам он, будучи евреем-эмигрантом, сочувствует жертвам социальных, религиозных и национальных преследований.

Пинкертон впервые в истории полицейского и частного сыска принимает на службу женщин и бывших рабов. Это немногим отличается от подхода к вопросу о приёме на службу Видоком других изгоев. Тем более что в обществе, в котором он живёт, иные преступники считаются более респектабельными гражданами, нежели женщины, тем более люди с тёмной кожей.

И Пинкертон, и Поллаки числят среди друзей таких прогрессивных и даже радикальных деятелей, как Фредерик Дуглас, Авраам Линкольн и Джон Браун (первый), или как Фридрих Энгельс и Эдвард Бернштейн (второй).

Видок, представитель более страшего поколения, не дожил до Гражданской войны в США. Игнациус Поллаки и Алан Пинкертон в этой войне решительно и вполне убеждённо оказались на одной стороне. Поллаки выявляет агентов Конфедерации в Лондоне, Пинкертон — в Вашингтоне. Что интересно: сходство дополняется и отношением к ним, вызванным их активностью на поприще контрразведки. Игнациуса Поллаки раздражённо именовали «наглым германским евреем, своей бесцеремонностью оскорбляющим респектабельных джентльменов» (разумеется, сочувствующих южанам), Пинкертона называли в тех же случаях полицейской ищейкой, палачом и чудовищем, Сочувствие высшего общества было на стороне их противников — воспитанных аристократов с хорошим образованием и приличными манерами.

И Видок, и Поллаки, и Пинкертон отличались личной храбростью. Это, в общем-то, понятно. Трус не выбирет такую профессию, какую выбрали (следовало бы сказать, создали) они. А преступный мир неоднократно объявлял вендетту гениальным сыщикам, и им приходилось защищаться, не полагаясь на общество, с трудом их терпевшее, и правительство, цинично отворачивавшееся от собственных защитников. История сохранила для нас и печальный финал жизни Игнациуса Поллаки, и кровавые разборки бандитов Дикого Запада с Пинкертоном и его людьми. Известно ей и то, как, оказавшись в одиночестве среди профессиональных преступников, Эжен Франсуа Видок громогласно провозглашал: «Я — Видок!» — и готов был сражаться в одиночку с десятком головорезов.

Но главное, что объединяло этих замечательных героев истории криминалистики, — это их безусловное интеллектуальное превосходство над противниками.

Их потрясающая наблюдательность, умение заметить мелочи, которые другим не были бы заметны и под микроскопом. Способность запомнить тысячи лиц преступников, да так, чтобы легко (это так говорится — «легко»!) распознать их под чужой личиной, под гримом, в чужой одежде. Видок с полувзгляда видел беглого каторжника, представлявшегося степенным обывателем; Поллаки раскусывал поддельных графов и маркизов; Пинкертон держал в памяти особенности не только бандитов, но и угнанных ими лошадей.

Артистизм, присущий этим людям, приводивший в восхищение даже врагов; артистизм, создававший легенды о тысячах личин, под которыми могли скрываться Видок и Поллаки, иностранные акценты, которым легко подражали Поллаки и Пинкертон, — и такие качества ставили их над окружающими. Это не неуловимый Фантомас, созданный фантазией П. Сувестра и М. Аллена, это их старший соотечественник Э. Видок мог быть то высоким, то низкорослым, то старухой, то молодым парнем, то испанцем, то русским, то каторжником, то князем…

И — главное, самое главное качество, присущее всем троим: способность мыслить нетривиально, принимать быстрые и неожиданные решения, делать точные умозаключения на основе мелочей.

И я думаю, что вот именно это — интеллектуальное превосходство, — и явилось тем, что превратило героев моей книги, гениев уголовного сыска, в часть современной мифологии. Сделало их бессмертными персонажами самого удивительно, самого поэтичного и парадоксального жанра — детектива.

Но интеллектуальное превосходство — не единственная причина. Есть и ещё одна, общая черта, заметная при изучении их биографий.

Неблагодарность общества и власти.

Эжен Франсуа Видок, великий борец с преступностью, был с позором изгнан со службы, все его начинания, фактически, уничтожены, а само имя превратилось в нарицательное прозвище продажного доносчика и лицемера.

Игнациус Пол Поллаки, спаситель сотен женщин, ставших жертвами торговцев живым товаром, гроза шантажистов и аферистов, разоблачитель иностранных шпионов, к концу жизни вынужден был превратить свой дом в крепость, а после смерти — горькая участь! — его дети отказались от имени отца, чересчур, на их взгляд, скомпрометированного неджентльменским поведением.

Алан Пинкертон, сражавшийся против системы рабства, воевавший с преступностью, захлестнувшей США, после смерти был объявлен чуть ли не расистом, а принятый федеральным правительством «Закон Пинкертона» позволил властям фактически разгромить созданную им систему борьбы с преступностью.

Так что вот они — общие особенности этих людей. Личная храбрость, интеллектуальная смелость борцов с несправедливостью и несправедливость по отношению к ним самим — вот тот фундамент, который стал основой героизации и мифологизации гениев сыска».

Но может быть, я ошибаюсь. Что же, каждый сам может сделать вывод самостоятельно — для того и была написана эта книга.

Акельев Е.В. Преступный мир Москвы. Два «повинных доношения» профессиональных воров. 1741 // Исторический архив. 2007. № 6.