Гении сыска. Этюд в биографических тонах - читать онлайн книгу. Автор: Даниэль Клугер cтр.№ 41

Кажется, достаточно примеров. В раннем классическом детективе, действительно, имеется «французский след». И этот след, вне всякого сомнения, образ Эжена Франсуа Видока. Именно его литературными отражениями, в той или иной степени, можно считать и Дюпена, и Лекока, и Шерлока Холмса, и ещё немало персонажей мировой детективной литературы. От его биографии ведёт своё происхождение соперничество-сотрудничество частного сыщика и полиции. От его же методов возникла та привычка к переодеванию и использованию грима, которая присуща и Лекоку, и Холмсу.

Одни персонажи взяли от него происхождение и стремление систематизировать методы расследования преступлений (тренировка зрительной памяти и наблюдательности, составление личного архива и т. д.). Другие — французское происхождение, галльскую артистичность, склонность к бахвальству, смешное, несколько ребяческое тщеславие. Третьи — принадлежность как к миру борцов с преступностью, так и к самому преступному, теневому миру. Таковыми являются, например, вор-джентльмен Арсен Люпен, придуманный французским писателем Морисом Лебланом, Эркюль Фламбо-Дюрок у Честертона — сначала вор, а затем сыщик и помощник патера Брауна, взломщик и — по совместительству — частный детектив Барни Роденбарр из романов американского писателя Лоренса Блока, Саймон Темплер по кличке «Святой» из произведений Лесли Чартериса. И, конечно же, многих героев классического детектива роднит с Видоком загадочность натуры и туманная пелена, окутывающая прошлое.

Таким образом, «французский акцент» у литературных сыщиков — знак их родства с реальным французом, первым сыщиком Европы Эженом Франсуа Видоком. Кстати, последний в ряду великих сыщиков золотого века детектива, Эркюль Пуаро, хотя он и бельгиец, говорит с французским акцентом и носит французское имя (ещё один Эркюль). О, разумеется, половина населения Бельгии — франкофоны. Но всё-таки…

Место действия первого детективного романа Джона Диксона Карра — тоже Париж, главный герой (ставший его первым сериальным героем) — французский сыщик Анри Беколин.

Ну, а самым, пожалуй, неожиданным и интересным отражением Видока в литературе стал обаятельный персонаж И. Ильфа и Е. Петрова. Разумеется, в карикатурном, сниженном виде, но у Остапа Бендера можно найти множество тех самых черт, которые подарил своим литературным портретам Эжен Франсуа Видока.

Бендер «Двенадцати стульев» — обаятельный и артистичный мошенник, Бендер «Золотого телёнка» — типичный частный детектив. Его напарники-подельники — такие же бывшие мошенники. А «Рога и копыта» — это ведь точно такая же частная детективная контора, как и «Бюро по сбору информации», открытое Видоком. Да и занимается она именно этим — сбором информации о преступниках и преступлениях.

Вскользь брошенные слова Конан Дойла об Орасе Верне, внучатым племянником которого он сделал Шерлока Холмса, заставили меня внимательнее присмотреться к фигуре этого художника-баталиста и ориенталиста, весьма популярного в своё время не только во Франции, но и в других странах Европы.

С автопортрета на нас смотрит худощавый мужчина в псевдовосточной одежде, с высоким лбом, орлиным носом, иронической улыбкой. В руке он держит курительную трубку с длинным чубуком. Фоном служит мастерская художника, среди атрибутов — восточные кинжалы и сабли.

Что-то в его облике действительно напоминает придуманного Артуром Конан Дойлом гениального сыщика. Возможно, конечно, что именно внешнее сходство побудило писателя сыграть в такую изящную игру — дать плоду своего воображения родство с реальным человеком. Возможно даже, что портрет Верне повлиял на фантазию Конан Дойла. Но нам хочется думать, что причины не только в портрете. Вполне вероятно, что писатель знал некоторые страницы биографии «родственника» Шерлока Холмса. А страницы эти весьма любопытны. И свидетельствуют, что артистичность, о которой вспоминает Холмс, действительно, принимает удивительные формы.

Орас Верне, внук художника Жозефа Верне и сын художника Карла Верне, родился в 1789 году. Искусству он учился у отца, и успехов на поприще живописи добился не меньших, чем тот, а, возможно, и больших. Его полотна — в основном, батальные («Взятие Танжера», «Сражение при Йене», «Битва на море» и др.), имели огромный успех.

Но для нас представляет интерес другая сторона его деятельности. Орас Верне рано вошёл в политическую элиту Франции. Кроме живописи он занимался ещё и дипломатией, выполняя самые различные поручения Луи-Филиппа и Наполеона III. В качестве не только художника, но и дипломата (возможно, и разведчика) он принимал участие в военных операциях французской армии в Алжире в 1833 году. В 1836 году, а затем в 1842–1843 годах Верне побывал в России, опять-таки, сразу в двух ипостасях: как дипломатический посланник и как художник.

Картины этого периода выставлены сегодня в Эрмитаже. Среди них — один из лучших портретов императора Николая I и семейный портрет царского семейства («Царскосельская карусель»).

В качестве же дипломата Верне предпринимал попытки к установлению более тёплых отношений между пославшим его Луи-Филиппом и русским императором, недолюбливавшим «короля-гражданина» (как называл себя Луи-Филипп).

Трудно сказать, насколько ему это удалось. Возможно, дипломатическими способностями Верне и в самом деле обладал, ведь не случайно король посылал его в Россию дважды. Кое-что можно почерпнуть из его писем к жене, опубликованных ещё в 1865 году, а недавно переведённых и на русский язык.

«Санкт-Петербург, после 20 августа 1842 г.

Итак, я снова в этом большом неустроенном городе. Император принял меня всё с той же сердечностью, но разговор был короткий. Он спросил о королевской фамилии, интерес к которой у него не охладился, однако я не счёл уместным пускаться в дальнейшие объяснения при князе Волконском, отложив оные до ближайших дней…» ^[97] [Курсив мой — Д. К.]

Уже из этого письма, одного из первых, следует, что он был не просто посланником, но конфиденциальным посланником между двумя монархами. В других письмах обращает на себя внимание его интерес к русской армии, боевым действиям, которые в то время вела Россия, а заодно и попытки анализа взаимоотношений между солдатами и офицерами:

«29 июня 1842 г., Царское Село.

<…>

…Мы приехали с манёвров, которые были великолепны. Семьдесят тысяч солдат под разверзшимся от дождя небом… К сожалению, в этом году придётся отказаться от большого турне — время мало сему благоприятствует, особенно на Кавказе… Получили известие о новом большом сражении, но кто победил, об этом ничего не говорят. Зато уже известны имена убитых офицеров, что позволяет догадываться об исходе дела…» ^[98]

«Санкт-Петербург, после 20 августа 1842 г.