Но теперь он пребывал в замешательстве… лишившийся щита и сжимающий волшебный меч, терзаемый страхом и нерешительностью.
Что ждёт его там – внутри Инку-Холойнаса? Какие искажения чувств и извращения разума?
Он подумал об омерзительных грехах, совершённых им под воздействием Мяса, о злодеяниях против человеческой благопристойности и божественных установлений. Он подумал о своём проклятии и, вздрогнув от чудовищного отвращения, сморгнул слёзы…
Перемещающийся, снующий туда-сюда скрип донёсся сквозь чёрный портал.
Знатный юноша едва не подпрыгнул. Но с гаснущей вспышкой тревоги к нему вернулась прежняя ярость, унёсшая прочь всякий страх.
– И они трясутся в своих жалких норах! – воскликнул он, цитируя из-за нехватки собственных слов строки Священного Писания. – Ибо слышат, как под поступью Суждения стонут пласты самого Творения!
Он стоял, высоко воздев Исирамулис и всматриваясь в клубящуюся меж железных створок темноту…
Дыша…
Дивясь умерийским рунам, вырезанным на обрамляющих портал каменных глыбах.
Чудовищное рыло возникло из пустоты, за ним последовали челюсти размером с лодку и подобные сверкающим изумрудам глаза – бусины, сияющие из-под увенчанных рогами гребней, заменяющих зверю брови.
Враку.
Миршоа потрясённо застыл.
Блестящая чёрная голова с беззвучной змеиной грацией поднялась выше, являя гриву из белых шипов, длинных, как копья, и питонью шею толщиной с туловище мастодонта. Чудовище взвилось до высоты корабельной мачты, а затем сделало стремительный выпад, откинув голову назад и издавая кошачье шипение. Пламя ринулось через мост, охватив перепуганного насмерть юношу.
Однако стена огня прокатилась над и вокруг Миршоа, показавшись ему не более чем тёплым ветерком. Юный кишъяти, крича от удивления и ужаса, стоял совершенно невредимый, хотя камень под его ногами треснул, защёлкав, словно суставы живого существа.
Громадный враку вновь воздвигся, всей своей статью высясь над мостом. Объявшая чудовище ярость окрасила багровой каймой обсидианово-чёрные щиты чешуи на его шее. Шипы поднялись над величавой короной, застучав, словно железные прутья. Обнажив зубы, с которых сочилась дымящаяся слюна, оно ухмыльнулось. Миршоа решил, что сейчас оно яростно взревёт, но вместо этого существо заговорило…
– Аунгаол паут мюварьеси…
Нобиль-кишъяти, который едва мог поверить, что всё ещё жив, засмеялся словно подросток, оставшийся невредимым после грозящего верной смертью падения. Анагке благоволит к нему!
Он слышал крики родичей, разносящиеся гулким эхом по коридорам позади него.
– Сё добродетель! – проревел он Зверю. – Лишь нечестивцам суждено гореть в день сей!
Зловещий враку разглядывал его, стоящего с раскалённым Исирамулисом в руке, и постепенно всё выше и выше вздымался на фоне золотой оболочки Ковчега, становясь при этом столь огромным, что тело юноши, спасовав под тонкой скорлупой его бравады, затряслось, ибо там, где душа надеется, тело знает…
– Ибо они слышат, как под поступью Суждения! – воскликнул Миршоа с вызовом, исполненным неповиновения и готовых излиться слёз. – Как под поступью Суждения стонет…
Оно нанесло удар словно кобра, в мановение ока обрушившись на Миршоа, как молот, и стиснув пасть на теле злополучного юноши – ибо лишь её он и видел перед самым концом. Помедлив не более сердцебиения, чего хватило, чтобы лодыжки и правое предплечье Миршоа шлёпнулись на булыжники, оно, так же быстро, как до этого и ударило, втянулось обратно в пустоту Внутренних Врат. И исчезло…
Скутула Чёрный.
Червь-Тиран. Крылатый Пожар. Ненасытный страж Оскаленной Пасти.
Хранитель Внутренних Врат.
* * *
У страдания есть собственные пути. Оно способно, скатав затаившуюся душу в крохотный шарик, заменить собою весь Мир. Или же, проколов пузырь и надорвав оболочку, может выплеснуть душу, как краску, прямиком на шипастый хребет Реальности.
– Бегите! – кричит старый волшебник.
Он обезумел от ужаса; Мимара же – нет.
– Сделай же что-нибудь! – визжит её мать, перекрикивая всё усиливающийся вой.
То, что должно принадлежать ей, теперь отвергает её, а то, что должно отвергать, ныне принадлежит ей. Империя её тела распалась, обвивая её непослушными конечностями, словно бунтующими провинциями. И в то же самое время всё вокруг – скалящиеся золотыми зубцами укрепления, вздымающиеся одна за другой ступени Забытья и даже чуждая чудовищность Воздетого Рога – жгутся и покалывают, словно являются продолжением её собственной кожи… пока ей не начинает казаться, будто она простёрлась ныне на всё Творение…
Мимара, устремляющаяся от Мимары к Мимаре.
– Выбрось свои чёртовы безделушки! – рычит старик. – Дай мне возможность спасти нас!
Она видит на равнине скопища шранков, извивающихся словно личинки, снующие по земле-что-есть-мясо. Но взгляд её уносится прочь, скользя вдоль воспаряющего в небо уцелевшего Рога, нежно поблёскивающего в солнечном свете. Медленно, женственно и изящно она укутывается Пеленой, скрывая свою грациозную необъятность, ибо она по-прежнему остаётся той, кем была всегда – застенчивой шлюхой.
Как всегда, прекрасной на вид.
Она смотрит вниз на трёх отчаявшихся человечков, таких же маленьких, как жучки, куда-то спешащие по полу храма.
Меньшая Мимара кричит, обхватывая свою горящую, судорожно сжимающуюся, визжащую утробу. Внутри неё пульсирует жизнь, и потому её тело задыхается и бьётся в конвульсиях.
А Мимара бо́льшая беседует с Богом, как Бог.
* * *
Маловеби наблюдал за тем, как Пелена поглощает пустоту, бывшую светом, принося зловонную тьму и хмарь. Окружающая их бездна исчезла, оставив лишь небольшую площадку, выступающую из простирающейся во всех направлениях бесконечной вертикальной плоскости. Облегчение, которое испытал Маловеби при упрощении геометрического буйства до простых и понятных линий, оказалось сведено на нет вспышкой ужаса. Они находились на Бдении – площадке, расположенной высоко на восточном фасе Воздетого Рога и являющейся, как утверждали древние поэты, чем-то вроде открытой веранды Золотого Зала…
Сокровеннейшего святилища Нечестивого Консульта.
Во всяком случае, прямо перед ним виднелись запертые врата. В зеркальную золотую оболочку была вставлена грубая железная плита – достаточно высокая, чтобы крючья на крыльях инхороя могли свободно пройти в проём, и достаточно широкая для того, чтобы два человека могли встать в нём в ряд. С мирской точки зрения она представлялась достаточно скромной, однако же в метафизическом отношении Маловеби, хоть и с некоторым трудом, увидел в ней нечто более монументальное. Метка портала словно бы кипела, указывая на могущественные Обереги – колдовство, вложенное в саму сущность железа и фрактальной паутиной расходящееся по изгибам Рога.