— Мне надоело быть слабым, — заявил Конн.
— Ты слаб, потому что болел. Я же говорю, стремись к успеху постепенно. Когда гуляешь, заметь место, до которого дошел вчера, и на следующий день проходи на десять шагов больше.
Юноша почувствовал себя увереннее.
— А ты бывал ранен? — спросил он.
— Однажды, когда был на год старше тебя. И не так сильно. Меня ударили копьем в правое плечо. Казалось, сила никогда не вернется ко мне, но она вернулась. Верь мне, Коннавар, ты станешь сильнее, чем прежде. А теперь давай пройдемся.
Стоял чудесный ясный день, но вдалеке над Каэр Друагом клубились дождевые тучи. Руатайн поднялся с юношей на невысокий холм, несколько раз останавливаясь, чтобы дать спутнику перевести дух. На вершине они остановились и огляделись вокруг. На лугу паслись стада Руатайна, и на дальнем склоне Конн увидел Арбонакаста на своем коне. .
— Не вижу Менту, — заметил юноша. — Я думал, что он пережил зиму.
— Пережил, — ответил Руатайн. — И молодой бык вызвал его на бой за главенство над стадом. Они с Ментой дрались несколько часов. — Он грустно улыбнулся. — Старый бык побил противника. Это была его последняя победа. На следующий день мы нашли его мертвым, ночью сердце отказало.
— Печально, — промолвил Конн. — Хороший был бык.
— Хороший. Умер как король, непобежденным.
— Думаешь, для него это было важно?
Руатайн пожал плечами.
— Мне нравится так думать. Как ты себя чувствуешь?
— Не могу отдышаться.
— Меня беспокоит твое легкое. Завтра, когда я повезу Ворне еду, ты поедешь со мной.
Конн бросил взгляд на Большого Человека. Всю зиму каждые два дня отец отправлялся в пещеру Ворны с мешочком еды. Сначала он ездил верхом, однако в самые холодные моменты добирался пешком в снегоступах через завалы. Дойдя до пещеры, он собирал для знахарки дрова и убеждался, что с ней все в порядке.
— Ты вел себя с ней благородно, — сказал Конн. — Благодарю тебя.
— Человек должен держаться за друзей, — ответил Руатайн. — Несмотря ни на что. Ты это знаешь, как никто. — Он улыбнулся. — Я тебе говорил, как горжусь тобой?
— Всего лишь раз в день, — рассмеялся юноша.
— Не слишком часто. Давай вернемся.
Они медленно шли через поля, и Конн увидел тоненькую струйку дыма, поднимавшуюся из трубы дома Бануина. Купец не вернулся зимовать, и это очень беспокоило юношу. Он боялся, что бандиты-норвины добились-таки своего. Руатайн проследил направление его взгляда.
— Иноземец вернулся прошлым вечером с двадцатью пятью тяжелогружеными лошадьми. Только богам известно, как он умудрился провести их через непогоду.
Впервые за зиму Коннавар позабыл о своей слабости.
— Я боялся, что он мертв.
Руатайн покачал головой и неожиданно помрачнел.
— Его так просто не убьешь. Он куда крепче, чем кажется. Надеюсь, что не все его сородичи такие.
— Тебе он не нравится? — удивился Конн.
— Он иностранец, а его народ воюет со всеми своими соседями. До того как отправиться воевать в незнакомую землю, сначала следует отправить лазутчиков, чтобы изучить обстановку и местность. Если его сородичи когда-нибудь пересекут море и нападут на нас, как ты думаешь, кто снабдит их картами?
Конн не был глуп, и слова отца попали в цель. Несмотря на это, он не хотел воспринимать их всерьез. Он считал Бануина другом и не собирался подозревать его в шпионаже, пока это не доказано. Но семя сомнения было посеяно, и, общаясь с Иноземцем, Конн со все возрастающим вниманием слушал истории о его путешествиях.
— Знаешь ли ты, — сказал Бануин однажды, когда они сидели у его очага и пили разведенное водой вино, — что история о сражении с медведем достигла южного берега?
— Сражение — это слишком сильно сказано. — Конн смущенно улыбнулся. — Я дважды ударил его ножом, а он только что не разорвал меня на части.
— Согласно истории, рассказываемой в тех землях, ты сражался с ним очень долго, и, когда прибыли другие люди, медведь почти был мертв. Ах да, и ты защищал не мальчика-калеку, а прекрасную юную девушку, собирающую цветы.
— Разумеется, принцессу? — рассмеялся Конн.
— Разумеется. И ты, кажется, тоже королевской крови. Потомок рода героев риганте.
— Как же глупы люди, если верят в такую чушь. А что происходит за морем?
Улыбка Бануина померкла.
— Мои сородичи снова воюют друг с другом. Гремят великие сражения. Тысячи уже убиты. Но Джасарей выйдет из войны победителем. В этом я не сомневаюсь.
— Тогда он великий воин, — заметил Конн.
— Не думаю, что он умеет обращаться с мечом, зато как обращаться с армией, знает прекрасно.
Они посидели в тишине. Иноземец подкинул дров в огонь и наполнил кубки.
— Я хотел показать тебе кое-что. — Бануин ушел в другую комнату и вернулся с блестящим железным мечом. — Вот, привез из путешествия, — объяснил он, протягивая резную деревянную рукоять юноше.
Конн взял орудие и взвесил его в руке.
— Хороший баланс, но уж очень короткое лезвие. Меч не многим длиннее, чем добрый охотничий нож.
— Этот меч меняет мир, — проговорил Бануин.
— Ты шутишь? — спросил Коннавар.
Клинок был длиной с его предплечье, деревянную рукоять защищала бронзовая поперечина. Он казался неуклюжим, и ему не хватало изящества привычного двуручного меча.
— Он предназначен не для рубящих ударов, — объяснил Иноземец, — а только для колющих.
— Если бы я встретил человека, вооруженного этим, а у меня был меч Руатайна, то легко предсказать, кто бы победил.
— Возможно, если, как ты сказал, битва шла бы один на один. Но ты не понял главного. Когда кельтонская армия сталкивается с тургонской, на одного вашего человека приходится трое солдат Каменного Города.
— Как же так? Ты ведь говорил, что в большинстве битв Джасарей бился с огромным числом врагов.
Бануин снял с полки небольшой сундучок. Из него он вынул г несколько горстей серебряных монет и разложил их на толстом красном ковре под ногами.
— Если тридцать воинов риганте пешими атакуют противника, как далеко друг от друга им придется встать?
Конн задумался. В битве, когда каждый размахивает мечом длиной три фута, воины вставали не ближе, чем через пять футов. Если встать ближе, можно попасть под меч друга. Так он и сказал Бануину. Встав на ковер на колени, торговец отделил тридцать монет и равномерно распределил их. Потом посмотрел на своего юного друга.
— Так будет выглядеть строй риганте?