— Куда он забирает мою лошадь? И где Банокл?
Банокл наблюдал, как Каллиадес спустился по веревке в ночь. Потом услышал его голос, когда тот крикнул, прося факел. Банокл схватил факел со стены и бросил вниз. Он смотрел, как факел, вращаясь, ушел в темноту; потом воин вернулся в забитую людьми комнату и посмотрел, кого еще он мог бы спасти.
Но среди стольких раненых и умирающих не было никого, у кого хватило бы сил спуститься по веревке. Только лекарь.
Банокл коротко бросил мальчику:
— В путь, парень. Из окна задней комнаты свисает веревка до самой земли. Спускайся по ней и спасайся.
Мальчик продолжал зашивать разорванную кожу на голове воина. Повсюду была кровь, и пальцы Ксандера соскальзывали с бронзовой иглы, пока он работал. Не поднимая глаз, он ответил:
— Я остаюсь.
Банокл схватил мальчишку за тунику спереди и вздернул вверх, тряся, как крысу.
— Это не вежливая просьба, мальчик, а приказ. Ступай, когда я тебе говорю!
— При всем моем уважении, господин, — с покрасневшим лицом ответил лекарь, — я не воин, которым ты можешь командовать, и я не уйду. Я нужен здесь.
Банокл расстроено швырнул его на пол. Вряд ли он сможет силой заставить мальчишку уйти. Что же ему делать — выбросить его за окно?
Банокл пошел обратно в заднюю комнату и без колебаний обрезал веревку. Он подождал, ухмыляясь про себя, и вскоре услышал крик Каллиадеса:
— Банокл!
Перегнувшись через край окна, он крикнул вниз старому другу:
— Пусть Арес направит твое копье, Каллиадес!
После короткой паузы Каллиадес крикнул в ответ:
— Он всегда направляет мое копье, брат по оружию!
Банокл помахал в знак прощания.
Рыжая всегда говорила, что Каллиадес в конце концов погибнет, а теперь Банокл спасал своего друга от верной смерти. Взбодрившись от такой шутки судьбы, Банокл вышел в каменный коридор, где последние три Орла сдерживали врага. Там было место только для замаха меча одного человека, поэтому каждого сражавшегося ждал поединок до самой смерти. Банокл увидел, как одного Орла уложили, вогнав меч ему в живот, и место упавшего занял товарищ. «Еще двое в запасе», — подумал Банокл и вернулся в комнату.
Он увидел, что царский помощник Полидорос полулежит, прислонившись к стене, кровь высыхает на его груди и животе. Баноклу всегда нравился этот человек. Полидорос был мыслителем, как и Каллиадес, и в придачу мужественным бойцом. Глядя на лицо Полидороса глазами ветерана, Банокл догадывался, что этот воин, вероятно, выжил бы, дай ему время поправиться. Банокл всегда говорил Каллиадесу, что знает, будет жить раненый воин или умрет, и что ошибается он очень редко. Вообще-то он ошибался часто, но только он один и вел счет собственным ошибкам.
Он присел на корточки рядом с Полидоросом.
— Как у нас дела? — со слабой улыбкой спросил тот.
— Остались два Орла, удерживают коридор, а потом туда пойду я.
— Тогда тебе лучше идти сейчас, Банокл.
Банокл пожал плечами.
— Скоро. Твои Орлы — бесстрашная шайка.
Он нахмурился.
— Можешь не верить, но этот мальчишка отказался спасаться, — он кивнул в сторону лекаря.
Полидорос улыбнулся.
— Ты мог бы уйти, Банокл. Но ты предпочел остаться. Так в чем между вами разница?
На мгновение Банокл удивился. Ему никогда не приходило в голову, что он тоже мог бы спуститься по веревке.
— Я воин, — ответил он неубедительно.
— Теперь ты никому не подчиняешься. Думал ли ты, Банокл, что теперь, когда сын Гектора покинул город, ты по праву старшего воина — истинный царь Трои?
Банокла восхитила эта мысль, и он засмеялся.
— Царь? Никогда не думал, что стану царем. Разве у меня не должно быть короны или чего-нибудь вроде этого?
Полидорос слабо покачал голой.
— Я никогда не видел, чтобы Приам носил корону.
— Как же тогда люди узнают, что я царь?
— Подозреваю, ты сам им об этом расскажешь, если у тебя будет такая возможность.
Потом лицо Полидороса стало серьезным.
— Пусть Отец Всего Сущего хранит тебя, Банокл. Теперь — пора.
Банокл встал, повернулся и вышел в коридор.
Последний Орел храбро сражался. Каменный коридор был завален телами, и Банокл оттащил два трупа в комнату, чтобы очистить место для боя. Один троянский воин полулежал, опираясь на стену коридора, зажимая рану на животе. Он предупреждающе поднял руку, когда к нему приблизился Банокл.
— Я предпочел бы умереть здесь, а не там, — сказал он.
Банокл кивнул. Закрыл дубовую дверь за своей спиной и стал ждать. Ему не пришлось ждать долго. Последний Орел, ослабев от ран, упал на одно колено, и противник-микенец рубанул его мечом по шее, почти обезглавив.
Банокл шагнул вперед. Микенский воин казался знакомым, но Банокл не мог припомнить его имя. «В любом случае это неважно», — подумал он. Выхватил меч из ножен, отбил свирепый верхний удар и ответным выпадом поразил воина в лицо. Тот покачнулся, и Банокл вонзил клинок ему в грудь.
Потом коротко обернулся к раненому троянцу.
— Один, — сказал раненый.
После чего Банокл вынул из ножен второй меч и почувствовал, как на него снисходит знакомое спокойствие. Единственное, что доставляло ему удовольствие после смерти Рыжей — это быть в самой гуще битвы. Его тоска по жене, груз ответственности — все это исчезло, и Банокл возликовал.
Огромный воин в одежде из львиной шкуры прыгнул к нему с поднятым мечом. Банокл отбил удар и вернул его, рубанув воина по шее. Лезвие ударило о доспехи и сломалось. Бросив сломанный меч, Банокл поднырнул под следующий удар, вывернул запястье, и его второй меч просвистел и вонзился в пах врага. Когда тот споткнулся, Банокл рубанул его сзади по шее, перебив позвоночник, и поднял меч, выпавший из руки этого человека.
— Два, — услышал он голос раненого троянца и засмеялся.
Следующего воина не удалось быстро убить. Тот нанес две небольших раны Баноклу, одну — в ногу, вторую — в щеку, прежде чем Банокл крутанул своим мечом и вонзил его под шлем противника.
— Три.
Бой с четвертым воином превратился в поединок. Банокл попытался сделать обманное движение, а затем нанести удар в сердце. Микенец отбил удар и рассек шею Банокла. Темп боя нарастал, оба воина кололи и полосовали, отбивались и наступали. Банокл понял, что устает. Он знал, что не может позволить себе устать. Он должен быстро закончить это состязание в ловкости. Он сделал обманное движение левым мечом и, когда микенец его отбил, рубанул правым мечом по животу и груди врага, выпотрошив его.