Впервые со дня нашей встречи пятнадцать лет назад у меня возникло желание схватить его, встряхнуть, вынудить реагировать, заставить помочь мне. Я тоже страдаю и тоже растеряна. Я тоже нуждаюсь в том, чтобы кто-то позаботился обо мне. Я собралась открыть рот и выложить все, что было у меня на сердце, потому что это было уже слишком, чаша переполнилась, как вдруг раздались два деликатных удара в дверь. Нянечка принесла обед — вполне логично, стрелки показывали 11.20, — и Ксавье повернулся ко мне.
— Уйди, не нужно тебе сидеть здесь и наблюдать за тем, как я обедаю. Это совсем не интересно.
Да, действительно.
Я ужаснулась этой мысли. Уйти немедленно, покинуть эту палату, в которой, честно говоря, я начала задыхаться, как только переступила порог.
— Я быстро.
Ксавье промолчал. Он ухватился за висящую над ним штангу и приподнялся с гримасой боли. Если быть точной, я улизнула, а не ушла из палаты. В коридоре меня посетило чувство, что я долго была лишена воздуха и вдруг глотнула его. Это чувство было для меня внове.
Я не знала, куда пойти. Поскольку я не могла себе позволить уйти далеко от Ксавье, я перешла дорогу и зашла в ресторанчик напротив больницы. Я догадывалась, почему до сих пор ни разу там не была. Не хотелось пересекаться с белыми халатами, но на этот раз избежать встречи с ними не удалось. Ресторан напоминал филиал сестринской, ординаторской, а заодно и зала ожидания для больных и их родственников, так как я была там не единственной из не медиков. Атмосфера была мутной, даже, пожалуй, сюрреалистичной. С одной стороны, врачи, некоторые с болтающимся на шее стетоскопом. Они обедали, пили кофе, шутили, расслаблялись — в конце концов, у них есть на это право. С другой стороны, такие, как я, те, кто ждал, беспокоился, нервничал или плакал. Хозяин был прав, не вложив ни цента в оформление интерьера: зачем тратиться, если здесь и так всегда полный зал. Я нашла столик чуть в стороне. У него, правда, имелся один недостаток: он стоял у окна, выходившего на улицу, то есть с видом на больницу. Я села и подавила дурацкий внутренний смех — признаюсь, сквозь слезы, — оттого что перекочевала с палатного кресла из искусственной кожи коричневого цвета на банкетку в кафе, обтянутую тоже искусственной кожей, но аляповатого красного цвета. Передо мной вырос официант.
— Хотите пообедать?
— Не сейчас… Еще рановато, вы не находите?
Он равнодушно пожал плечами.
— Я бы что-нибудь выпила, не знаю…
— У нас есть горячее вино, например.
Странное предложение! Но если задуматься…
— Пусть будет горячее вино.
Пару минут спустя официант поставил передо мной дымящуюся чашку, вкусно пахнущую апельсином и корицей. Немножко сладкого мне не повредит. Тепло фарфора приятно согревало мои холодные ладони, хотя до этого момента я и не подозревала, как сильно замерзла. Я дула на жидкость в чашке и не могла оторвать глаз от больницы, избавиться от мыслей, в которых находилось место только Ксавье. Как заставить его реагировать? Время шло, моя растерянность росла. Я откинулась на спинку банкетки, надеясь отдохнуть, но это вряд ли получится.
Не знаю, сколько я так просидела, как вдруг Саша — так он представился в прошлый раз — вышел из больницы и сбежал по лестнице. Чем ближе он подходил к кафе, тем глубже я вжималась в банкетку. С какой стати я сюда заявилась? Почему не поехала домой? Могла бы пристегнуть поводок к ошейнику Месье и выгулять его, чтобы снять напряжение. Пока Саша шел мимо витрины, я рылась в сумке, чтобы он меня не заметил. Сквозь шум в зале я расслышала его голос. Значит, он уже здесь. Мы постоянно натыкаемся друг на друга, просто какой-то рок. Из моего угла на отшибе все столики и проходы хорошо просматривались. Я загородила лицо чашкой с горячим вином и рискнула осторожно оглядеться. Саша стоял у стойки, я могла созерцать только его недовольный профиль — ему тоже было нелегко. Если повезет, мне удастся избежать очередной встречи с ним. Пока он в ресторане, я не сдвинусь с места. Я притворилась, что поглощена созерцанием лежащего на столе телефона. В нем было что почитать: на меня обрушились сообщения друзей, выражавших поддержку, возмущенные послания некоторых моих художников, письма коллекционеров, не понимавших, почему я замолчала, и т. д., и т. п. Но я не была готова принять на себя весь этот поток, даже ради того, чтобы спрятаться от Саши… Я периодически отхлебывала вино, усердно стараясь не коситься в его сторону. Я так долго сидела, низко склонив голову, что у меня заныла шея, поэтому я снова принялась наблюдать за жизнью снаружи, за окном: в больницу входили и выходили люди, подъезжали и отъезжали автомобили посетителей и скорой помощи. На меня навалилась усталость, захотелось, чтобы все это кончилось, и пусть моя душа обретет хотя бы несколько минут покоя, о большем я не прошу.
— Здравствуйте, Ава.
Услышав его голос, я на мгновение застыла. Затем обернулась к нему с кислой улыбкой.
— Добрый день, Саша.
— Я едва не ушел, не поздоровавшись с вами, но пришел к выводу, что это будет нелепо.
— Вы видели меня?
Он кивнул.
— Приходится признать, что я не умею прятаться. Честно говоря, я тоже вас видела. Раз нам удалось поздороваться, может, составите мне компанию?
Эти слова вырвались сами. Что на меня нашло? Зачем я пригласила его? Насколько же мне одиноко, какая я потерянная, если сделала это!
Саша заозирался в поисках свободного столика, что было ожидаемо, но не нашел его.
— Почему бы и нет…
Я заподозрила, что он так же, как и я, чувствует себя не в своей тарелке, раз согласился. Он аккуратно положил пальто на соседний стул, после чего сел. Мы избегали смотреть друг на друга, обоим было неловко. Молчание затянулось, никто из нас не был готов заговорить первым. Что я могла ему сказать? Разве что спросить, как дела у его жены. Но это еще глубже загонит меня в пессимизм, поскольку тут же свяжется в моем сознании с подорванным духом Ксавье. Сколько еще я буду скрывать от него правду? Умалчивать о том, как плохо женщине, за которую он чувствует себя ответственным?
— Нужно взбодриться? — неожиданно спросил он, показывая на горячее вино.
— Да, немного… Последуете моему примеру?
— Нет, спасибо… я весь день держусь на кофе, чтобы не уснуть. И восполняю упущенное вечером с чем-нибудь покрепче, пытаюсь заснуть…
— Вечером дети отнимают у меня столько сил, что я едва успеваю выпить немного вина… А у вас есть?
— Что? Дети?
— Да…
— Нет…
Обидно. Я бы охотно поинтересовалась, как он со всем справляется…
— А…
Мое разочарование не прошло незамеченным. Я разозлилась на себя: теперь у него сложится впечатление, будто я его осуждаю, а мне наплевать на него, пусть себе живет, как хочет.
— Это наш с Констанс сознательный выбор, из-за наших профессий, — уточнил он, словно оправдываясь.