Вторым кольцом, располагались трибуны для присяжных. Сегодня там устроились всего несколько газетчиков да с десяток граждан, которым, видимо, ещё было дело до благополучия государства. По закону, на собрание Сената мог прийти любой желающий, но вмешиваться в процесс посетители не имели права и тут же выдворялись полицией при малейшей попытке сорвать заседание.
Несмотря на приевшиеся за долгие годы службы стены, Максиан любил это место. В нём витал особый дух древних и каждая колонна, каждый трон и каждая ступень были пронизаны символизмом и надеждой на светлое будущее. Будущее, которое казалось предкам вторым шансом, подаренным богами, а потомкам — проклятьем за грехи отцов.
Место главного сенатора, единственное, к которому в придачу полагался канцелярский стол, замыкало тронный круг и возвышалось над остальными за счёт каменного парапета.
— Господин принцепс, я украду ваше внимание ненадолго, — к Максиану подошёл один из сенаторов и аккуратно положил на столешницу небольшую стопку листов, исписанных мелким почерком. — Здесь заявления от владельцев мануфактур. Жалобы на непомерно высокие налоги.
— Они всегда на что-то жалуются, — отмахнулся Максиан. — Мы только в прошлом году дали льготы на дорожные сборы. А им всё мало и мало.
— Представьте себе, грозятся поднять цены.
— Пусть грозятся. С каждым медяком мы повысим процент подоходного налога, так им и передайте. Слово в слово.
— Пожалуй, это должно поумерить их жадность. Что ж, я попробую донести им вашу мысль.
Проведя взглядом удаляющегося сенатора, Максиан поднялся. Все в сборе, можно начинать заседание.
— Справедливость, честность, верность народу, — громко произнёс он.
Члены Сената поднялись следом:
— Верность государству, верность человечеству.
— Объявляю заседание открытым.
Чиновники опустились на места. Фидель, невысокий старик с гладко выбритым подбородком и седыми волосами, вышел в середину круга и, прочистив горло, заговорил:
— Как представитель Гильдии Учёных, я обязан доложить о тревожных слухах, что ходят о туннелях Регнума. Трижды за осень мы получали доклады от дозорных, но последнее известие из Терсентума подтвердилось фактами. Некая сила, известная как Плачущие, стала проявлять себя в ранее безопасных туннелях. Два входа нам пришлось запечатать, но как быстро эта напасть распространяется, сложно сказать. Нам почти ничего о ней неизвестно и изучить её природу пока не представляется возможным. Чем бы ни были Плачущие, они, безусловно, несут смертельную опасность.
— И что предлагает Гильдия? — поинтересовался Валент, самый молодой из сенаторов. — Чем нам помогут слухи и предположения?
— Определённо стоит отнестись к этому явлению с особой серьёзностью, — ответил Фидель, нахмурив густые брови. — Пока мы изучаем Плачущих в меру возможностей, но скорее всего придётся запечатывать заражённые ими туннели.
— Разумно ли это? Некоторые из них стратегически важны для Регнума.
— Безопасность граждан превыше всего. Вряд ли мертвецов волнует стратегия.
— И чем конкретно они опасны? — вмешался Гай, краснощёкий добряк с жиденькой бородкой.
— Нам известно, что они способны свести с ума и заставить человека убить себя или ближнего. Большего, к сожалению, сказать не могу. Как я сказал ранее, изучить их как предмет не представляется возможным.
— Кто они вообще такие? — Максиан с беспокойством посмотрел на выступающего. — Должны же быть у Гильдии хоть какие-нибудь теории?
— Безусловно, господин принцепс, есть предположение, что Плачущие пришли из Сиджилума, но каким образом и так ли это на самом деле, неизвестно. Сами понимаете, пока это догадки.
— Но ведь Сиджилум запечатан, — заметил Валент.
— Так и есть, только впервые Плачущие были обнаружены близ него. Возможно, это совпадение, но они не похожи ни на одного мутанта, известного науке.
— Будьте откровенны, — произнёс Максиан, — сможет ли вообще Гильдия выяснить, с чем мы имеем дело?
— Я бы на это не слишком рассчитывал, — признался выступающий.
— Хорошо. Кто за то, чтобы продолжать запечатывать туннели?
Восемь, включая магистра Гильдии, подняли руки.
— Я так же отдаю свой голос, — сообщил Максиан. — Фидель, прошу немедленно докладывать о каждом новом туннеле городскому управлению.
Поклонившись, тот зашаркал к трону. На его место сразу же вышел Валент:
— Пока Гильдия борется с неизведанным злом, городскому управлению приходится решать более насущные вопросы, — быстро заговорил он, будто кто торопил в спину. — В этом году из казны было выделено двести шестьдесят семь тысяч золотых на реставрацию мостовых в южной части Регнума. Смею сообщить, работы выполнены безупречно, но выяснилось, что канализации требуют неотложного ремонта, иначе столице грозит более существенная опасность — обзавестись дурной славой. Или запахом, тут уж как вам будет угодно.
— У городского управления поистине бездонных желудок, — едко заметил Фидель. — Четверть миллиона на горку камней. С каких это пор булыжники стали дороже золота?
— Булыжники сами по себе не расколются и не уложатся ровненькими рядами, — раздражённо пояснил Валент.
— И сколько же вам требуется на этот раз? — полюбопытствовал кто-то из сенаторов.
— По моим подсчётам, уложимся в четыреста тысяч.
— Значит достаточно и двухсот, — заключил Максиан.
Валент недовольно поджал губы:
— Остальное предлагаете мне доплачивать со своего кармана?
— Ну почему же? Не проще ли поискать умельцев подешевле? В области найдётся много желающих работать и за половину платы, которую требуют столичные каменщики. Я в вас верю, Валент, особенно, в ваше умение экономить.
Проворчав что-то нечленораздельное, сенатор недовольно вернулся на место.
Максиан не сдержал ухмылки. Ничего, этот точно себя не обидит. Даже с тех денег умудрится утянуть в карман кругленькую сумму. Пожалуй, не мешало бы организовать проверку, пролечить неуёмную жадность, так сказать. На городскую управу уже давненько жалуются. Конечно, коррупцию искоренить до конца невозможно, приходится закрывать глаза, но всего должно быть в меру.
Вполуха слушая споры о плохом освещении Нижнего Луга и отчёты о строительстве госпиталя, Максиан в очередной раз перечитывал новый закон Юстиниана.
Король давно дал понять, что отказа не потерпит, вот только Сенат ни за что не согласится одобрить этот бред. Юстиниану удалось подкупить только четверых, двое других вежливо отказались. С остальными вообще было бессмысленно вести переговоры, слишком принципиальны в подобных вопросах. Кто в трезвом уме добровольно откроет полиции двери собственного дома? Не даром предки недвусмысленно указали в Заветах о том, как важна неприкосновенность частной собственности. Видимо, горький опыт подсказывал.